Меир Шалев - Как несколько дней…

— Укравший у вора не вор, — провозгласил Ненаше из кухни.

— Только вороньи самцы воруют блестящие вещи, — сказал Яков. — И обрати внимание, Зейде, — они никогда не прячут их в семейном гнезде. Только в старом гнезде или даже в земле они их прячут, потому что не верят никому, даже своей госпоже вороне и, уж конечно, не детям-воронятам. А когда никто не видит, они приходят, одни-одни, посмотреть на свои сокровища, поиграть с ними и получить удовольствие. А тот шейгец , чтоб ты знал, Зейде, он всегда ездил в город без билета, на крыше вагона, но возвращаться он возвращался первым классом, и в сумке у него было полно золота, и две цыганки сидели у него на коленях.

В середине зимы, когда еще шли затяжные дожди, но дни уже начали удлиняться, вороны принимались ломать сухие ветки и строить из них новые гнезда. На грубый остов из толстых веток они клали хворостинки потоньше, а вогнутую чашу гнезда выкладывали соломой, полосками ткани, обрывками веревок и перьями. Они были настолько решительны и отважны, что я не раз видел, как они выдергивают пучки волос из хвоста свирепеющей коровы. К своим старым гнездам они никогда не возвращались, и там поселялись после них соколы и совы.

Потом ворона-самка начинала высиживать птенцов, а самец охранял ее со своего наблюдательного пункта на одном из ближайших деревьев.

Я уже умел различать направление его взгляда и находить по нему хвост самки, торчащий над краем гнезда, как косая черная палка. Когда я забирался к гнездам, чтобы рассмотреть их поближе, некоторые вороны яростно нападали на меня, тогда как другие только перелетали на соседнее дерево и издавали громкие протестующие крики. Однажды я обнаружил под одним из деревьев двух выброшенных из гнезда птенцов. То были жертвы кукушки. Два маленьких, уродливых вороненка, с голубыми глазками, оперенье только-только начало проклевываться на кончиках их крыльев.

На два класса старше нашего учился один мальчик, который непрерывно приставал ко мне, насмехался и обзывал разными прозвищами. Я сказал ему, что можно взять такого птенца домой, вырастить его и приручить. Но как только он взял птенца в руки, вороны с яростью набросились на него, стали бить крыльями и клевать в голову, так что он с воплем и слезами помчался домой. Весь тот год вороны подстерегали его во дворе школы и возле родительского дома и при всяком удобном случае пытались причинить ему боль.

Эта история никак не связана с историей жизни моей мамы, и поэтому я ограничусь коротким замечанием в скобках, что то был первый и последний раз, когда я отомстил кому-либо и обнаружил, что, хотя я ценю и уважаю природный инстинкт возмездия, сама месть не доставляет мне ни малейшего удовольствия.

Иногда мы, деревенская детвора, собирались вокруг двора Шейнфельда в надежде, что его работник выйдет показать нам какой-нибудь фокус или в очередной раз потягаться с камнем Рабиновича. Наши глаза силились что-нибудь рассмотреть сквозь цветное покрывало шатра, наши ноздри пытались приподнять крышки кастрюль. Запахи кушаний, которые готовил Ненаше, были удивительней и вкуснее всего, что варилось в наших домах, а его причудливые повадки нас завораживали. Все знали, что он чужак, но никто не подозревал, что Ненаше был беглым итальянским военнопленным. Война давно уже кончилась, лагерь был ликвидирован, а его территория перепахана, сам Ненаше говорил на иврите, одевался как все мы, и только много позже я узнал, что это Глоберман, по просьбе Якова, выправил ему все необходимые документы и бумаги.

Шейнфельд неожиданно появлялся во дворе, описывая круги каким-то странным шагом, и все дети тут же поворачивались ко мне, словно хотели понять, что я думаю об этом назойливом мамином ухажере. Их родители тоже порой смотрели на меня таким же взглядом, будто пытались понять, что я думаю о самой маме. Но у меня не было никакого мнения на этот счет, мама мне ничего не говорила, а я у нее ничего не спрашивал.

— Так, может, хотя бы ты, Зейде, может, хотя бы ты знаешь, чей ты? Может, сейчас, когда ее уже столько лет нет на свете, кто-нибудь наконец скажет? Может, ты сделаешь проверку в больнице, чтобы узнать, а? Я слышал, что у них есть теперь для этого специальный микроскоп. Но у тебя ведь все видно и без микроскопа. Посмотри сам, и ты увидишь, как это переходит от родителей к детям. Ступни у тебя большие, как у Глобермана, глаза голубые, как у Рабиновича, а плечи покатые, как у меня. Жаль. Если бы было наоборот, было бы намного лучше. Даже в нормальной семье ребенок не всегда похож на отца или мать. Иногда он больше похож на дядю, а иногда на брата дедушкиного отца. У нас в деревне одна женщина как-то родила дочь, которая была как точная копия первой жены ее мужа. Ну, что ты скажешь на такое, а, Зейде? Если бы она родила дочь, похожую на своего первого мужа, это тоже было бы не так уж приятно, но не очень трудно объяснить. Но такое?! Откуда это взялось? Это интересно, Зейде, все эти дела со сходством. Говорят, что не только дети и родители, но муж с женой тоже после многих лет становятся похожи. Может, это у них смешивается кровь? Или это его семя, что она его каждый раз получает и оно впитывается у нее там, внутри? А может, это, наоборот, из-за того, что когда у нее там становится мокро, он впитывает эту мокрость? Ведь у них у обоих очень нежная кожа там, и есть женщины, у которых там как очень сладкая река в эту минуту, чтоб я так был здоров, так что потом приходится даже вывешивать простыни снаружи, чтобы они высохли. У нас в деревне была одна такая местная, украинка, так вся деревня считала, сколько раз в неделю они вывешивали мокрые простыни, и шутники в синагоге говорили про нее и ее мужа, что «коня и всадника его ввергнул в море» [69] Насмешливое обыгрывание библейской цитаты (Песнь Моисея, Исход 15:1). . Ночные бабочки прилетали на эти простыни и умирали на них тысячами тысяч, а собаки прибегали даже из самых далеких деревень и сходили там с ума. Так что ты думаешь, Зейде, если бы я оставался все эти годы с Ривкой, может, сегодня я уже был бы похож на нее и тоже стал бы красивым, а? Вот возьми Моше и его Тонечку, они ведь и правда были очень похожи друг на друга. Но я думаю, что так было уже с самого начала, раньше, чем они встретились. Они были похожи прямо с рождения, наверно, поэтому они и влюбились друг в друга, потому что для мужчины самое привлекательное — это если женщина похожа на него. Тут он немедленно хочет войти в это тело, даже не постучав в двери. Как будто он сразу чувствует, что Господь дал ему разрешение делать все, что он хочет. Хотел бы я, чтобы у меня тоже был бы такой простой и хороший ответ на мою любовь… В общем, что тебе сказать, Зейде, все эти истории со сходством — это очень сложные дела. А тут, у Рабиновича, был еще более интересный случай, что девочка его Тони стала очень похожа на твою маму. И походку ее она получила, и лицо, и не говори мне, будто ты сам не видел, как сильно они похожи. Оно у них появилось медленно-медленно, это сходство, но под конец ты смотрел и мог голову дать на отсечение, что Юдит и Номи — совсем как мать и дочь.