Николай Никонов - Собрание сочинений. В 9 т. Т. 6. Стальные солдаты. Страницы из жизни Сталина

Москва уже почти в полукольце фронтов, огненных и пороховых дымов, опоясанная окопами, рвами и траншеями, ощетинившаяся проволочными заграждениями, сварными противотанковыми «ежами», с заминированными мостами и обочинами шоссе, чтобы при прорыве немецких танков возникли бы взрывные завалы, не собиралась сдаваться..

Еще после совещания в Борисове, куда прилетал сам Гитлер, танковые генералы Гудериан и Геппнер выразили желание получить передышку «для ремонта и смены моторов» своих изрядно потрепанных танков. В успехе взятия Москвы был, очевидно, в полном сомнении и фон Бок. Но Гитлер не только не внял просьбам танковых генералов, но послал Гудериана на захват Киева, а наступление на Москву приказал вести силами одной пехоты. Результат же, несмотря на падение Киева и победы на Украине, еще больше отозвался на плане окружения Москвы: «непобедимый» Гудериан, вернувшийся со своими дивизиями на московское направление с приказом с налета взять Тулу и обойти Москву с юго-востока, наткнулся, как на скалу, на беспримерное сопротивление. Русские перестали отступать! А «непобедимые» Гудериан, Гот и Геппнер уже потеряли до шестидесяти процентов своих танков..

За несколько дней до 7 ноября Сталин вызвал командующего Московским военным округом генерала НКВД Артемьева в Кремль.

— Товарыщ… Артэмьев, — сказал Сталин, пристально вглядываясь в молодого, щеголевато одетого генерала. — Как ви думаэтэ… провэсти праздничный парад., на Красной площады?

Изумленный Артемьев растерялся так, что некоторое время озадаченно моргал.

— Товарищ Сталин… Парад… Я… Мы… Мы думали: парад не проводить… Осада… Войск нет… Опасность., большая..

— А если., войска., будут?

— Тогда… Тогда, наверное, можно, товарищ Сталин. Но..

— Чьто… «но»?

— Авиация немцев может бомбить парад.

— Оны… об этом., узнают?

Артемьев пожал плечами, не находя, что ответить.

— Так вот., товарищ Артэмьев… Вы нэ подумалы… какоэ огромное, международноэ даже значэные будэт имет… итот парад… Итот парад укрэпыт вэру нащего народа., в побэду… Итот парад войдот… в исторыю… Докажет всэму мыру… чьто ми нэ думаэм… сдаватся… что у нас эще эст порох., в пороховныцах..

И, уже жестко глядя на Артемьева, приказал:

— Парад будэт прынымат марщял Буденный. Для парада я выдэлю войска… Авыацию и артиллэрию — я имею в выду зэнитки и всо ПВО Москвы, привэсти в особую боэвую готовност… О подготовкэ парада доложитэ мнэ пэрэд торжествэнным засэданыем… 6 ноября… У мэня всо… Вопросы?

— Разрешите вопрос..

— Говорытэ..

— Если все-таки немецкие бомбардировщики прорвутся к площади?

— Этого нэ может быт по тром причинам… Первая: ны одын вражескый самолэт нэ должэн прорватся в цэнтр… Вторая: скорээ всэго… будэт нэлетная погода… А третью прычину я вам сэйчас… нэ открою. Ви узнаэтэ эе рано утром 7 ноября. Эсли же., все-таки., немцы сбросят бомбы, убэром ранэных — и продолжим парад.

И сообщил Артемьеву, что под Москвой есть резерв войск в двести пятьдесят тысяч солдат.

— Это самый болшой сэкрэт… Нэ подлэжящий разглащению. Иначэ… у мэня их живо растащят!

А теперь можно сказать и читателям, что войск в резерве Ставки Верховного было не более двести пятидесяти тысяч, а почти вдвое больше (считая и войска НКВД). На флангах отчаянно сопротивлявшейся Москвы готовились к наступлению свежие, новые, прибывшие с Дальнего Востока и из других внутренних округов войска. Дивизии полного состава, одетые в полушубки и зимние шапки, снабженные новым автоматическим оружием, новыми дизельными танками Т-34 и КВ. Их поддерживала новая пушечно-гаубичная артиллерия и четыреста двадцать три реактивные установки «Катюши». Такая сила, скрытая даже от командующих фронтами (кроме Жукова), позволяла Сталину уже совсем уверенно попыхивать трубкой и иронически посматривать на озадаченного Артемьева.

Выдадим теперь и секрет (тогда не известный Артемьеву): парад должен быть-начаться не в десять часов утра, как начинался обычно, а н а два часа раньше.

Замечу, что есть множество толкований, почему в кинохронике Сталин был снят в фуражке, а на самом деле был в зимней шапке и даже с опущенными ушами. Пересъемку действительно сделали, и просто потому, что в условиях раннего утра в ноябре было плохое освещение. К тому же было пасмурно, шел снег (предположение Сталина о нелетной погоде оправдалось). Немцы получили сообщение о параде, когда он уже закончился, и негодовали.

А накануне парада в помещении станции метро «Маяковская», кое-как задрапированного под зал Большого театра, — там обычно проводили праздники, посвященные годовщинам Октября, — доклад делал Сталин, но слушали его, конечно, переодетые в гражданское чекисты да еще немногие, тщательно обысканные перед спуском в метро «представители трудящихся».

Я слышал оба доклада Сталина, но особенно запомнил концовку одного. Сталин говорил медленно, с очень сильным грузинским акцентом, и речь его свелась, пожалуй, к трем заключительным фразам, которые я передам достаточно точно:

— Эще… нэсколко мэсяцев… Эще полгодыка… Может быт., годык… И фащистская Гэрманыя… должьна лопнут., под тажестью своых… пэрэступлэный..

Я слышал эти слова. Это пророчество великого вождя. «Еще полгодика., может быть, годик..» Каково же было мое изумление, когда в сборнике речей и выступлений Сталина позднее я не нашел этих фраз. Они благоразумно и бесследно исчезли. Ведь война затянулась на четыре года. И даже вождям следует избегать пророчеств..

Уйду от журналистки в роман, в тот ледяной и снежный ноябрь, с якобы тридцатиградусными морозами под Москвой. Из-за них, писалось где-то и часто, потерпела-де крах орда, рвавшаяся к Москве.

А было все по-иному. Мороз в Подмосковье стоял не так уж велик… Редко за двадцать… Но армия, привыкшая легко побеждать и грабить, наконец столкнулась с силой, оказывающей такое стойкое, отчаянное сопротивление, что все четыре фельдмаршала, возглавлявшие войска на Московском направлении (Кессельринг, Клюге, Вейхс и фон Бок), были уже близки к панике. Теперь русские не отступали. Весь ноябрь кипела жестокая битва. И хотя 27 ноября части полковника (тогда еще не генерала!) Хассо фон Мантейфеля уже достигли самого восточного пункта у деревни Перемилово, хотя пропаганда вопила, что до Кремля тридцать километров, хотя уже начали по железной дороге подвозить сверхдальнобойные орудия — громить центр Москвы, фашистские армии таяли, как вешний снег под солнцем. Танки гибли от яростных выстрелов бронебойщиков. Во многих дивизиях не осталось и полка. Снайперы четко выбивали офицеров, и теперь часто бывшими полками-дивизиями командовали майоры и лейтенанты (например, седьмой пехотной дивизией командовал оставшийся в живых обер-лейтенант!).