Ян Росс - Челленджер

Ариэль потыкал в пульт, рассматривая объёмные графики. Конструкция заискрилась цветными ледами. Соседи, опасливо следившие за этими манипуляциями ещё вначале, при монтаже чудо-шлема, снова оглядываются, смотрят на Ариэля, потом на меня и обратно на него. На удивление, намертво вбитое в сознание американских обывателей понятие "прайвеси" в очередной раз побеждает любопытство, и спустя несколько секунд все, как ни в чём ни бывало, утыкаются в свои журналы.

– Завершающая стадия – гамма-индуцирование. Расширение восприятия и повышение эфирного тонуса, – комментирует Ариэль, заметив вопросительный взгляд. – Ты слушай, не отвлекайся, мы подбираемся к самой сути. Я уже второй год делаю этот стартап, ещё полтора ушло на сборы средств, обивание порогов, инвесторов, презентации и подобную чехарду. Плюс несколько лет я вынашивал эти идеи, сперва один, потом с партнёром… Так вот, моя мечта – сделать наше оборудование доступным не только кучке богачей с Уолл-стрит и их прыщавым отпрыскам. Мы понесём свет надежды в каждый заброшенный уголок земного шара. Я хочу видеть наш логотип в каждом богом забытом городке Индии и Африки. Наши сенсоры должны стать так же доступны, как Кока-Кола. И так же просты в использовании.

Ариэль воинственно взмахнул пультом.

– Но это не Кока-Кола! Не шипучая дрянь сомнительного состава, которую сама фирма-производитель использует для чистки двигателей.

Я приподнимаю банку, словно чокаясь, и делаю большой глоток.

– Мы будем исцелять людей, которые и по сей день умирают, при том что наука способна их спасти. Избавление – вот оно: на расстоянии вытянутой руки. Мы с тобой способны сделать эту мечту реальностью за год-полтора. В цивилизованных странах болезни сердца являются причиной смертности номер один, а с развитием…

– Да, это-то понятно. Можешь не…

– Вот именно, – приободряется Ариэль, – речь даже не о миллионах, на кону миллиарды человеческих жизней! А наши инвесторы… впрочем, ну их в жопу. Прорвёмся. Пусть себе хмыкают и пожимают плечами… Они настолько не верят в то, к чему мы стремимся, что в отчётах приходится занижать предполагаемую прибыль, чтобы у них голова не кружилась. Это абсурд! Но ничего не попишешь. Иначе они и слушать не готовы.

Ариэль принимается стаскивать прекратившую мигать штуковину. Отсоединяет и бережно складывает провода.

– А теперь поговорим о других цифрах. – Он потёр виски в местах соприкосновения с обручем. – Помнишь, я обещал, что как только произойдёт существенный сдвиг, мы вернёмся к вопросу опционов?

Я кивнул и навострил уши.

– Пришло время объяснить, почему откладывался этот разговор. Ты наверняка думаешь, что мне надо, чтобы ты что-то доказал? Проявил себя?

– Ну, это вполне логично… – уклончиво ответил я.

– Так вот – нет. Это не тебе надо доказать мне, это мне надо доказать им, – он криво усмехнулся. – Смотри: на всех работников, и теперешних, и будущих, отведено пять процентов. Всё про всё, включая внешних консультантов и двух-трёх передовых кардиологов, которые будут пиарить продукт, как только появится, что пиарить. Как бы то ни было, ты уже ключевой игрок в нашей команде, хотя сегодня это понимаю только я. Но когда мы продемонстрируем новые результаты и станет очевидно, что то, о чём я толкую, – возможно, состоится очередной инвестиционный раунд. И вот тогда, с этой позиции, я смогу диктовать условия. Представив тебя виновником торжества, потребую не те крохи, какие достались остальным, а где-то около одного процента.

Ариэль оценивающе взглянул на меня.

– Я, конечно, не мастак предсказывать будущее, но, по самым скромным прогнозам, после создания первого прототипа мы за годик-другой раскрутимся до пятидесяти, а, того и гляди, до нескольких сотен миллионов. – Ариэль прищёлкнул пальцами. – Вот и прикинь.

Я прикинул. Надо признать – семизначные числа имеют неотразимый шарм. Да что там, числа били наотмашь.

– И, пойми правильно, здесь никто тебе одолжений не делает. Нам необходимо тебя мотивировать. Мне нужен не подчинённый, а соратник. Я хочу, чтобы это была не лично моя война, а наша общая.

Зажглись посадочные огни, но было не до того.

– Кстати, – обретая дар речи, поинтересовался я, – если уж на то пошло… Какой кусок пирога имеешь ты?

– Нас два основателя, и на пару у нас – те же пять, – без промедления выложил Ариэль. – Плюс договор о неразводнении доли. У меня – три процента, у партнёра – два, так как он участвовал только в формировании концепции и первом круге инвестиций. При случае надо вас познакомить.

Шасси спружинили, самолёт встряхнуло.

– Наш выход. – Шеф хлопнул меня по колену. – Я в тебя верю.

Галопом проносимся сквозь больничный холл. Не дожидаясь лифта, Ариэль ввинчивается по лестнице на третий этаж, спеша убедиться, что всё готово. Когда эта железная коробка вместе со мной и аппаратурой доползает наверх, шеф уже у дверей. Оказавшись в операционной, он с ходу бросается распаковывать вещи. Я тестирую каждый прибор. Яркий свет заливает помещение, нещадно выжирая пространство. Предметы не отбрасывают теней.

Спустя полчаса система собрана и проверена. Мы наскоро облачаемся в бордовые рубашки, бордовые штаны и одеваем на обувь клеёнчатые бахилы. Нам выдают свинцовые халаты и воротнички. Я смутно припоминаю, что щитовидные железы особенно чувствительны к радиоактивному облучению.

– Так, ну что? Ввозим тело? – заглядывает медбрат.

– Давайте-давайте! – вскидывается Ариэль. – Нечего тянуть.

Эти доспехи весят килограмм по пятнадцать, и мы не спешим надевать их. Я гоняю тесты, раз за разом убеждаясь, что всё функционирует как надо. Ариэль, изводясь от бездействия, поминутно оглядывается на меня. В его глазах немой вопрос: "Ну как, работает?" и, завершив очередной контрольный блок, я энергично киваю.

Кроме нас, в комнате хлопочут двое представителей больницы. Их движения точны и лаконичны. Медсестра раскладывает на передвижном подносе скальпели, зажимы, шприцы и пакеты инфузии. Распахивается дверь, санитары ввозят пациента, накрытого зелёными простынями и подсоединённого к машине жизнеобеспечения. Следом появляется целая толпа. Наскоро представляются. Врачи, ассистенты, медбратья. Их фамилии, титулы и должности моментально выветриваются из моей головы, запоминается только имя главного хирурга – Уолтер. Один из вошедших – анестезиолог. Можно подумать, здесь действительно кому-то понадобится наркоз. Эта деталь, царапнув сознание, на миг выбивает меня из ритма.

Ассистент откидывает простыню. Я мельком оглядываю туловище невысокого парня и механически отмечаю, что он сходного со мной телосложения, только немного покрепче. Волос на груди почти нет. На плече татуировка из переплетения зазубренных линий. Голова прикрыта отдельной в несколько раз сложенной тканью. Я, так же, как он, когда-то подписал бумажку о том, что завещаю тело науке.