Ян Росс - Челленджер

На третий день меня ждало новое знакомство.

– Эй, странник! – окликнул кто-то. – Куда направляешься?

Я обернулся и увидел чудака с посохом в клетчатых штанишках, которые были явно малы, в несоразмерно огромных клоунских ботинках и шапочкой турецкого подданного на рыжей шевелюре. В целом – дивный экспонат здешнего паноптикума. Его тоже звали Илья, он осведомился, где находится кинотеатр, по легенде, обретающийся в глубине Плаи. Интересно, что же происходит там, когда наяву творится такое?

Только мы двинулись в путь, мой новый приятель предлагает марку.

– Да ну, мне и без кислоты крышу сносит.

Илюха закидывается, и мы идём дальше. Темнота сгущается. Время близится к полуночи. Ветер усиливается и поднимает пыль. Вскоре мы оказываемся в сплошном тумане, столь густом, что трудно различить пальцы вытянутой руки. Сквозь белёсую поволоку проступают светящиеся полосы, украшающие куртку моего спутника, и больше ничего. Порывы ветра смешивают звуки в страннейшую какофонию.

Дышать тяжело. Пыль забивает рот, нос и глаза. Илья одевает повязку, закрывающую почти всё лицо. У меня повязки нет и, покопавшись в рюкзаке, он находит мне такую же.

Словно два аргонавта, мы движемся сквозь мерцающее звёздным светом плотное облако. Ориентиров никаких – ни статуи, видной со всех концов Города, ни храма. Куда идти – неясно. Глаза саднят, и становится очевиден мой промах. Тут носят не обычные солнечные очки, а закрытые, плотно прилегающие к лицу, как у мотоциклистов или пилотов первой мировой. Я полагал это данью местной моде, но теперь ясно, какой ошибкой было не запастись такими же. Поход превращается в пытку, но возвращаться поздно – в такой пылище лагерь не найти, да и отступать не хочется.

В какой-то момент справа принимается греметь зверская музыка – электронное воплощение адской вакханалии.

– Идём, надо разобраться с этим всем.

– Не-не, перебор.

– Ну блин, вслушайся, нас же зовут! – рвётся в бой Илюха.

– Не-не-не. Я пас.

– Ну нет, так нет, – поколебавшись, соглашается он. – Может, оно и правильно.

Над нашими головами с рёвом вспыхивает сноп огня. Илья, шедший впереди, попятился, я тоже отпрянул от неожиданности. Переждав, двигаемся дальше, и перед нами вырастает громадный светящийся богомол. Он перебирает зубчатыми клешнями и то и дело шарахает в небо вспышками пламени.

Потом натыкаемся на инопланетных существ. Здоровенные, в два-три человеческих роста, кошки, обступив, нависают над нами. В центре – прозрачный шар, внутри него – маленькие кошки, замерев, смотрят на больших. От этого зрелища Илюха впадает в замешательство и достаёт компас. Заметно, что его сильно накрыло. В пелене проступает зыбкая тень, из неё материализуется какой-то крендель, спрашивает про кинотеатр и некоторое время топчется рядом, в сомнении косясь на Илью. Похоже, ему что-то не нравится, и он пропадает, оставляя нас в магическом круге астральных созданий.

Мы крайне смутно представляем, в какой точке Плаи находимся, и компас не вносит особой ясности.

– Так, нам на северо-восток.

– Северо-восток? – оторвавшись от навигационных изысканий, Илья удивлённо оглядывается. – Почему именно северо-восток?

– Звучит красиво.

Аргумент вполне удовлетворяет его, и мы возобновляем странствие. После долгого перехода дорогу преграждает стена, идём вдоль неё и находим дверь, почти сливающуюся с изгородью. Проникаем внутрь и оказываемся в лабиринте. Странно, ещё вчера тут ничего не было: ни стен, ни дверей, ни кошек, ни богомола.

Блуждаем причудливо извивающимися ходами, пока не добираемся до просторной комнаты, усеянной рунами, пиктограммами и каббалистическими знаками. В центре фигура женщины-дерева из цветного стекла, её руки-кроны простираются над стенами. В углу сидят люди. Илюха подходит, но они на своей волне. Мы принимаемся рассматривать настенные письмена. Я ничего не понимаю, и Илюха не понимает, зато глючится. Впрочем, я тоже. Вскоре мне надоедает, и я предлагаю валить оттуда, заверяя, что снаружи можно поглючиться ничуть не хуже.

Мы берёмся искать выход, долго блуждаем, путаясь в развилках и тупиках и, выбравшись, оказываемся совсем не там, где вошли. Илья тотчас выуживает компас, а я брожу поблизости и натыкаюсь на приземистую палатку, натянутую вокруг берёзового ствола.

– Иди глянь, – выкарабкавшись, кивает Илья с довольно обалдевшим видом.

Я лезу внутрь и вижу вбитый в землю колышек и привязанную к нему тетрадь. Открываю и листаю усыпанные рисунками страницы, пока не дохожу до разворота с надписью крупными буквами:

In Man We Trust. [49]

От доносящегося отовсюду многоголосого гула, разрываемого ударами ветра, выведенные от руки слова обретают некий сакральный смысл. Кажется, вот-вот что-то произойдёт, или уже произошло.

– Ну что, видел?

– Ага.

– Круто, да?

– Ну да, круто, – отзываюсь я, стряхивая оцепенение.

Случившееся больше не обсуждается, и недосказанность увязывается за нами по пятам. Не видно даже земли под ногами, и кажется, будто мы плывём. Глаза воспаляются всё сильнее. Я, как могу, закрываюсь ладонями. Мы долго плутаем, и, ничего не найдя, утыкаемся в забор. Довольно символический, но всё же забор. Получается, вся территория огорожена. Надо же! Сперва меня коробит – с какой стати пространство ультимативной свободы обнесено решёткой? Однако, поразмыслив, становится ясно, что без неё мы бы попросту потерялись.

В этот момент из пелены выезжает мужик на велике, весь в чёрном, с разводами на лице и дьявольскими рогами. Он сообщает, что кинотеатра больше нет, и исчезает в песчаной мгле, а мы поворачиваем вспять. Странно, хотя мы не раз меняли направление, – снова палатка и опять лабиринт. Теперь всё ощущается иначе. От стен веет враждебностью. Мы не находим ни комнаты, ни людей, и, выбившись из сил, еле-еле выбираемся наружу.

Смекнув, что следуем прежним маршрутом, решаем сломать закономерность и резко меняем курс, но, вопреки всякой логике, вторично попадаем в заколдованный круг марсианских кошек. Композиция громадных неземных существ производит мрачное, завораживающее впечатление. Я чувствую себя чужаком, ставшим невольным свидетелем зловещей мистерии. Усталость и слезящиеся глаза довершают картину, и делается совсем не по себе.

Тащимся дальше, и вот – над нами снова машет клешнями огненный богомол. Полное впечатление, будто кислоту принял не только мой товарищ, а мы оба. Какофония звуков вместе с въевшимся в кожу шелестом песка опустошают сознание. Но, несмотря на измождённость и дезориентацию, в душе воцаряется умиротворение.

Становится неважно, куда идти, где моя палатка и мой дом. И я с ясностью откровения понимаю, нет, даже не понимаю, а пронзительно ощущаю, что мой дом везде, и стоит лишь отказаться от мелочей бытового комфорта, как весь мир станет моим домом. Я больше не думаю, я остро чувствую это всем телом, всем своим естеством. Мне хочется окунуться в песок и осязать его порами. Я опускаюсь на колени и загребаю пудру земли. Я уже настолько пропитан ей… Сквозь ветер доносится голос Илюхи. Он зовёт меня и, должно быть, в который раз. Я слегка прихожу в себя и снова слышу дикую музыку. Ужасающие звуки обрушиваются откуда-то сверху, будто в ночном небе над нашими головами бьются демоны.