Юозас Апутис - Мост через Жальпе

Бенас увидел, как на правом плече Деймы вздрогнула мышца, она даже побоялась поднять глаза.

— Господи, мне надо ехать туда, пока сам еще понимаю, что должен так поступить. Надо ехать, хоть все это сейчас и может показаться нелепым…

Дейма прижала левую руку к своей белой шее.

— Бенас, — сказала она. Голос был нежным и мягким. — Все пройдет. Все равно когда-нибудь пройдет. Вернешься на работу, втянешься, у тебя интересная работа, и больные тебя высоко ценят, верят тебе. Сейчас ты отдохнешь, соберешься с духом, а потом, когда вернешься, сам почувствуешь, что тебе уже лучше. Все пройдет, и я тебе помогу, насколько это в моих силах, Бенас. Все пройдет. Бенас, только ты сам посильнее пожелай вернуться в бывшую жизнь, только ты захоти… Я тебе помогу, Бенас…

Она сжимает руку Бенаса, а тот смотрит в далекие поля; в его глазах она видит страдание и усилие.

— Дейма, — продолжая глядеть в поля, успокаивая себя, ласково сказал Бенас. — Моя Дейма, неужели тебе кажется, что я не старался и не стараюсь? Боже мой, если б ты знала, сколько дней и ночей я старался! По ночам уходил на сеновал, хватался руками за перекладину стропил и висел, пока не деревенело тело, висел, стараясь напрячь свой мозг и вдолбить себе, что я отогнал прочь беду. Иногда мне казалось, что я вот-вот рассыплюсь на составные части… После таких напряженных усилий всегда представлялась возможность почувствовать, что не пройдет. Наверное, ни у кого и не прошло. Меня все больше тянет туда. Трудно устоять. Днем и ночью мне всё на все голоса шепчет, что надо возвращаться туда.

— Все пройдет, Бенас… доктор, — сказала она необычайно нежным голосом и взяла его руку. — Не надо бы тебе сейчас туда ехать. Уже не надо, ты ведь так долго там пробыл.

— Тянет. Мне кажется, там меня встретит покой, знание того, что находишься на своем месте… Хоть и долго я пробыл, а тянет, не надоело, каждого тянет в родной дом, Дейма. — Теперь он говорил спокойно, кажется, сам до конца не веря в то, что говорит. Он глядел на садящееся солнце, на сосны и на липовую аллею, где накануне он видел прогулку полосатых людей.

— Я начинаю бояться этого дня. Не стоило бы тебе ехать. Не мучай ни ее, ни себя, Бенас. Боюсь даже сказать, но разве ей не лучше так? Разве ты сможешь ей чем-то помочь?

— Если не поеду, всем будет хуже. Я должен испробовать самый последний вариант. Я бы находился рядом с ней. Можно сказать, две жертвы случайности. Дейма, я уже ни на что не гожусь. Мне надо туда. Здесь я ни на что не гожусь, Дейма. Ни на что.

Она дрожала от озноба.

— Тебе холодно?

— Знобит.

— Одевайся, и поехали обратно, Дейма. Ты еще не видела, как я устроился. Уже вечер. У моей матери была такая песенка на вечер: «Солнышко заходит, вечерок приходит, улеглись зверюшки на горах высоких…»

Когда она одевалась, Бенас подумал, что она еще очень молода и что ей еще очень нужно жить.

Сидя на веслах и глядя в противоположную сторону, он успел заметить, что по склону под двумя соснами гуляет Герда. Выйдя на берег, он привязал лодку к ольшине. На Герде было темно-синее платье, ее длинные ноги стали бронзовыми от загара.

— Добрый вечер, — спокойно поздоровалась она, кивнув Дейме и бросив взгляд на Бенаса. — Вы и гостей приучаете к своим законам, доктор?

— Да, Герда, диктатору наплевать даже на гостей.

— Приятно, когда кто-нибудь приезжает. Сама знаю, ко мне часто мать приезжала. Желаю вам хорошо провести время, — сказала она, по-детски простодушно глядя на Дейму.

Дейма улыбнулась.

— Спасибо, Герда. Смею надеяться, что время принадлежит нам, — загадочно сказал Бенас.

— Всего хорошего…

— Счастливо, Герда, — ответил Бенас и, прихватив весла, направился по тропинке на холм. Дейма шла рядом. Возле самого дома учителя она спросила:

— Кто эта девушка, Бенас?

— Это Герда.

— Знаю, слышала…

— Она работает в магазине в городке, часто гуляет по берегу озера и запоем читает книги.

— И у тебя все книги одалживает, да?

— Дейма, не будь маленьким ребенком…

— Хорошо, Бенас, я буду большим… Она молоденькая и хорошенькая, Бенас.

— И ты так считаешь? Мне кажется, она настоящее чудо этой земли.

— На самом деле? Даже так?

— Как-то я обмолвился, что буду писать воспоминания, она рассмеялась и сказала, что я слишком молод для воспоминаний, но я уверил ее, что и она уже может писать историю своей жизни.

— Вот видишь!..

Во дворе, между грядками, под брюхом автомобиля копошился учитель, он о чем-то спросил, но Бенас и Дейма не расслышали.

Открылась дверь, вышла радостная жена учителя, провожая сытую полосатую кошку.

Спали они у широкого окна. Дейму Бенас уложил на старую кровать учителя, а сам устроился на раскладушке. Ноги торчали, и Дейма пошутила, предлагая поменяться местами, поскольку она поменьше.

— У тебя мышки ноги отгрызут, — сказала Дейма, поворачиваясь лицом к Бенасу.

— Да не станут они этого делать. Я дружу со всей их родней на земле капуцина… — Он встал с раскладушки, подошел к Дейме, уселся на край кровати, положив руку на ее красивую голову.

— Как хорошо, Бенас, как хорошо… Я не знаю других слов.

Воцарилась тишина. Еще какое-то время спустя из-за туч заглянула в комнату луна, сочась сквозь ветки сосен и освещая лица то Деймы, то Бенаса.

…Все это происходило вблизи от большого города. Изредка доносился мощный ритмичный гул.

Цвели яблони. Трава была розовая. Белые лепестки застилали ее.

Он ходил между яблонями осторожно, стараясь не наступить на палые лепестки. Соловей сидел у него на ухе и красиво пел.

Вся эта красота и радость обратились в печаль, он почувствовал, что сердце больно бьется; казалось, ждет его кто-то где-то на краю света, поэтому он вышел на кирпичного цвета шоссе и поднял руку.

Мимо со свистом проносились голубые ледяные машины.

Потом наступил перерыв.

Воздух был чрезвычайно чист. Солнце подрагивало в зеленоватом небе.

Некоторое время спустя он снова увидел вдали ярко-голубой грузовик. Он летел довольно-таки быстро, покачиваясь в стороны.

Словно семафор полустанка, поднялась рука доктора Бенаса.

Казалось, что и этот грузовик просвистит мимо, однако нет — стал сбавлять скорость. Оранжевая пыль взметнулась из-под колес.

Медленно открылась дверца, и прежде всего появилась голова в шлеме мотоциклиста, а потом показалась рука, которая махнула Бенасу, показывая на кузов.

Бенас не успел перекинуть через борт вторую ногу, как машина рванула с места и полетела к городу, опять раскачиваясь в стороны.

Соловей, встопорщив перышки, еще какое-то время держался на ухе Бенаса против ветра, но вскоре ему пришлось улететь на березу.

Кузов был огромен и не пуст. У левого борта стояло штук десять удивительно белых свиней, лишь у двух крайних на спине было по черному пятну с ложку величиной.