Roger Peyrefitte - Особенная дружба

— Я хотел, — произнёс он наконец, — поздравить вас с тем, что вы стали первым по греческому языку. Восхитительно. Я могу добавить, что из всех, кто стал первым в этом предмете, вы лучше других подходите для того, чтобы нести эту особую корону. Вы достойны скорее Платоновской академии [религиозно–философский союз, основанный Платоном в 380‑х годах до н. э. близ Афин в местности, названной в честь мифического героя Академа. В Академии разрабатывался широкий круг дисциплин: философия, математика, астрономия, естествознание и другие. Внутри Академии было разделение на старших и младших; основным методом обучения была диалектика (диалог)], нежели Академии Сен—Клода.

— Я ошеломлён, — сказал Жорж, улыбнувшись ему ещё раз.

Вероятно, подумал Жорж, он сможет сослаться, как на Платоновскую академию, так и на Академию Сен—Клода, когда будет участвовать в выборах во Французскую Академию.

Отец, задумчивым, почти мечтательным тоном, продолжал:

— Я очень люблю греческий и Грецию, которую хорошо знаю, как и вы, надеюсь. Эту страну вы должны увидеть: там родилось совершенство, и это совершенство в совсем другом обличье. Её скалы и источники, ее небо, ее речные берега и земли, её бесплодные горы и её оливковые сады — предоставят вам столько же знаний, сколько сам Парфенон, Дельфы или Гермес с Олимпа. Но все эти чудеса могут быть поняты только в свете, который исходит от них, и, кажется, создан ими. Так же как и среди людей, красота и непорочность всегда должны идти вместе. Сначала я уже похвалил тебя — ты это заслужил; я задаюсь вопросом, что я должен делать дальше? Сможешь ли ты подтвердить, что целомудрие в тысячу раз необходимее, чем красота?

— Конечно, да, Отец, — сказал Жорж, поражённый быстротой, с которой они перескочили от чистоты греческого неба к чистоте нравов.

— Ваша дружба с Люсьеном Ровьером кажется мне чрезмерно закрытой. Не могла ли она сбиться с пути?

Жорж покраснел. Ему показалось, что отец де Треннес зашёл слишком далеко. Тем не менее, ему удалось сохранить ясность в голосе, когда он отвечал:

— Знаете, Отец, для подобных вопросов у меня есть духовник.

— Ну, Жорж, мой юный друг, не надо обижаться на мою настойчивость. Человек хорошего воспитания и манер никогда не должен краснеть или, скорее, никогда не должен делать ничего из того, что вызовет у него румянец. Как Баярд [Пьер Терра́йль де Бая́рд, Пьер Террай, сеньор де Байяр (фр. Pierre Terrail, seigneur de Bayard), 1473–1524 — французский рыцарь и полководец времён Итальянских войн, прозванный «рыцарем без страха и упрёка»], он должен быть бесстрашным и непорочным. К сожалению, когда такое случается, когда возникают определенные проблемы, в которых начинают упрекать себя — я прекрасно знаю, что человек постесняется признаться в них, если его духовник — обычный человек. Отсюда следует, что он должен выбрать другого человека, человека из своей касты. Разве само слово каста не является синонимом целомудрия? А у чистоты, как говорит апостол [Павел], все непорочно.

Жорж вспомнил проповедника, который тоже, в своей манере, обстоятельно разглагольствовал про «чистоту», придавая этому слову этимологическое происхождение от латинского слова «мальчик». Мальчики и чистота, казалось, могли подаваться под любым соусом. Он также припомнил полный текст изречения апостола, из которого отец де Треннес привёл только половину: «Для чистых все чисто; а для оскверненных и неверных нет ничего чистого, но осквернены и ум их и совесть» [Мф 15:11; Рим 14:14].

— Я понимаю мальчиков, — продолжил Отец. — И это знание позволяет мне понять греческий софизм — что снег черный. Какая видимость их откровенности! Некоторые из них будут обвинять себя, на трибунале раскаяния, что нет ничего хуже, чем слишком любить наслаждения, то же самое, что практиковаться в грехах без имени — таких грехах, которые не приемлет Павел, и как справедливо сказано — в таком количестве упоминаются среди христиан. Это, пожалуй, только для того, чтобы доказать, что Апостол Павел был прав в вопросе, что мальчики, практикующихся те самые грехи, предпочитают не упоминать о них, по крайней мере, своему духовнику.

— Я был разгневан в субботу, наблюдая ваших однокашников, возвращающихся с исповеди совершенно невозмутимыми и хладнокровными. Я увидел в их лицах не умиротворение души, а торжество порочности. И действительно, час исповеди, когда все секреты жизни этого колледжа должны обнажаться, вместо этого является часом, полным мошенничества. Мои коллеги совсем не виноваты: что может человек, который никогда не был мальчиком внутри себя, не в реальности; человек, который подавил мальчика в себе силой воли и молитв, знать о проблемах мальчика? Поводов согрешить так много — по семь раз на дню для праведников, согласно Писанию. А мальчики ведь настолько сильно отличаются от праведников! Они грешат в своих мыслях даже чаще, чем мужчины, потому что у них больше досуга и они более наблюдательны — да–да, в своих мыслях, взорах, на слуху, когда они не могут грешить де–факто.

— Вы, наверное, не читали ни Исповедь блаженного Августина, ни чего–нибудь из Святого Пётра Канизия, ни, конечно же, бенедиктинских правил Пчелы и Клюни.

— Святой Августин, дав нам некоторые указания о проступках, совершённых им со своими товарищами ещё мальчиком, добавляет следующее, что раскрывает гораздо большее: «что предполагает невинность у детей? У них её нет, Господи; мой Бог — он повторяет себя — её там нет, и даже сегодня я прошу Вашего прощения за то, что был одним из тех невинных». Он заключает пассажем, который до сих пор силён, хотя и несколько странен: о том, что, по его мнению, когда наш Господь говорит, что Царство Небесное принадлежит тем, кто как малые дети, он не выдвигает их предполагаемую невинность в качестве образца добродетели, а только их малый размер, как символ смирения.

— Итак, это то, что Отец латинской Церкви сказал об этом. Святой Пётр Канизий, живший в шестнадцатом веке, был одним из реформаторов католического образования — он еще более сокрушителен в своем признании ошибок и порочных связей своего детства; но оно, пожалуй, создаёт некоторое допущенное преувеличение святого смирения. Я ограничусь цитированием его вывода, уместного тут: «Господи, открой глаза учителей нашей молодежи, чтобы они смогли перестать быть слепыми».

— В средние века монахи Святого Бенедикта обдумали замечания Святого Августина и опередили молитву Святого Пётра Канизия. Это подтверждается правилам в их школах. Есть, например, следующее: «Там, где могут находиться мальчики, каждому из них запрещается находиться слишком близко друг к другу…» и «В классе каждый мальчик должен иметь обособленное место для сидения, а не на общей скамейке для всех». Каждый ученик никогда не находился вне поля зрения своего учителя, который ночью спал в постели рядом с мальчиком.