Roger Peyrefitte - Особенная дружба

— Я указал вам высоты, теперь я должен указать глубины. Ребенок в мире есть венец красоты, но он может, увы, познать всё уродство греха. Есть дети света; но есть также дети проклятия: чело такого мальчика излучает не меньше света, пока его душа погружается во мрак. Однажды, когда Святой Григорий Великий [Григо́рий I Вели́кий, называемый в православной традиции Григорий Двоеслов — папа римский с 3 сентября 590 по 12 марта 604] пересекал римский рынок, он заметил нескольких мальчиков, бывших поразительно красивыми и которые предлагались для продажи в качестве рабов; в шестом веке рабство не было отменено. Он спросил, откуда они. Он узнал, что они англы, то есть из Англии, которая еще не получила веру. «Их стоило бы назвать ангелами», — сказал он, — «если бы они не были бы всё ещё под властью демонов». Дети мои, никогда не забывайте об этом: демоны могут иногда носить ангельские лица, в конце концов, на самом деле кто они такие, если не падшие ангелы?

— Чтобы оставаться чистыми как вы, или снова очиститься, если, к сожалению, вы давно этого не делали, вы должны следовать и молиться по заповедям Его, который называл себя Сыном Человеческим. Молитесь, ибо в молитве спасение. Остерегайтесь дьявола, положившего на вас глаз. Следите за своей дружбой, ибо она может быть с дьяволом. Пусть она никогда не становится чем–то вроде «особенной дружбы», не способствующей ничему, кроме чувствительности: как говорит нам Бурдалу [Луи Бурдалу, 1632–1704, французский духовный оратор, член монашеского ордена иезуитов], чувствительность легко превращается в чувственность. Пусть ваша дружба будет открыта, гласна и духовна. Вы должны быть как те благочестивые мальчики, которые окружали Святого Бенедикта [Бенеди́кт Нурси́йский, 480–543, — родоначальник западного монашеского движения. Святой католической и православной церквей] там, в Субьяко [город в Италии, где находился монастырь бенедиктинцев]; то, что он называл своей школой, «школой жизни». Среди их числа были два мальчика из рода патрициев, друживших между собой, которые стали его любимыми учениками. Их звали Мавр и Плакид, и их место в церкви в компании святых. Плакид, когда ему было около пятнадцати, набирал воду из озера Субьяко, оступился и упал, и его отнесло далеко от берега. Святой Бенедикт, в своей каморке, узнал об этом от своего внутреннего голоса. «Быстро беги туда», — сказал он Мавру, «мальчик упал в воду». Мавр, с верой в чудо, бросился в озеро; вода поддержала его, и он смог спасти своего друга.

— Завтра, пятого октября, праздник Святого Плакида. Начните же свой учебный год под благословение этого святого. Попросите его даровать вам святую дружбу, которая спасёт вас от опасности. А больше всего просите его, чтобы он даровал вам достойного Верховного Друга, который вознаградит вас на небесах во веки веков, и которому вы сможете сказать словами Фомы Кемпийского; «Ты воистину мой Возлюбленный…»

Жорж услышал эти слова, и они отпечатались в его безжалостной памяти, но ход его мыслей на этом не остановился. Его внимание слегка отвлеклось на Блажана, записавшего на листочке бумаги имена всех юных святых. Он думал о Андре Ферроне, который сидел рядом с Люсьеном и спокойно выслушивал осуждение «особенной дружбы». Потом все направились в часовню на вечернюю службу в честь Тела Христова. Накануне Жоржу ничего не было известно о колледже, но он знал его правила: теперь же он узнал слишком много о других его сторонах, которые находились за пределами этих правил.

Настоятель, подпевая со своего места на клиросе, опережал всех на полтакта. Регент хора казался более энергичным, чем когда–либо. Блажан держался за свою книгу обеими руками. Книга Люсьена пребывала на скамейке, вверх ногами.

В трапезной Жорж заметил, что Феррон уселся за стол, находившийся перед ними, что позволяло ему время от времени привлекать к себе внимание Люсьена. Как может быть, что Блажан никогда не замечал всех этих маленьких маневров? Без сомнения, это потому, что он слишком верил в осторожность Андре и совсем не интересовался Люсьеном. Жоржу сейчас требовалось только узнать о месте обитания своего соперника в общежитии. По крайней мере, это оказалось еще проще, чем в студии — мальчик располагался в дальнем конце ряда коек.

Когда дежуривший воспитатель потихоньку ретировался, Жорж ощутил, как на его кровать что–то упало — это оказался кусочек шоколада, брошенный его соседом с правой стороны. Жорж поблагодарил, и, повернувшись к нему, начал уплетать небольшие квадратики, полные орехов.

— Очень хороший, — сказал он.

— У меня есть предложение. Мы сможем лопать его каждую ночь.

Слова «каждую ночь» показались Жоржу вкуснее, чем кусочки шоколада с орехом. Они, наверное, означали, что Люсьен уже признал за Жоржем неопределенные притязания на него.

— В каком месяце ты родился? — спросил Люсьен.

— В июле. 16 июля. А ты?

- 6 ноября. Наши дни рождения разделяет четыре месяца и десять дней!

Жорж рассмеялся и Люсьен сказал:

— Если бы ты заглянул в свой гороскоп, то мог бы увидеть лук, означающий, что ты умный.

— Нет, это всего лишь отметка, о которой я знаю столько же, сколько и ты.

— У меня есть дядя, который увлекается астрологией. Однажды он сообщил мне, что, при моем рождении солнце находилось в Скорпионе, моя Венера хорошо открыта, а луна в десятом, как у Жанны д'Арк.

— Поздравляю. Когда–нибудь ты должен будешь рассказать мне, что это значит. Хотя, я не очень удивлён, из–за твоих подвигов в футболе. Твои звёзды оказали тебе честь в этот день.

— Мне было весело.

— Там были ещё несколько хороших игроков, тоже в отличной форме. Особенно Феррон.

— Да, так и есть.

— Это ты был с ним вчера во дворе, на перемене сегодня днём, и вечером на службе, да?

— Я понял! Ты мог бы стать первоклассным детективом!

— Я наблюдаю, но не занимаюсь доносами.

— Это как раз хорошо. Мы не волнуемся насчёт фискалов в Сен—Клоде.

— Как это может навредить, если заметят, что ты был с Ферроном?

— Никак, но нас просто никогда не замечали.

— Ты на самом деле меня удивил. Здесь нужно скрывать дружбу? Во всяком случае, у меня нет идей, что думает наш достойный проповедник по этому вопросу, как по многим другим. Кроме того, ты можешь найти во мне само благоразумие.

Люсьен, казалось, раздумывал над этим, как это делал Блажан прежде, чем высказаться по поводу плохих мальчиков; после чего высунулся из постели, чтобы ещё больше понизить голос.

— Слушай, — сказал он. — С тобой я чувствую себя в безопасности, и, хотя я знаю тебя только со вчерашнего дня, я собираюсь кое–что тебе рассказать. Ты будешь первым, кому я это расскажу. И кстати, кивни в знак согласия — я к тому, чтобы никаких секретов между нами двоими, а кроме нас — для остальных это абсолютный секрет, да?