Максим Музыка - Саур-Могила. Военные дневники (сборник)

У меня не было чёткого понимания времени, но солнце уже шло по дуге вниз. Я отошёл в сторону от проводов и увидел вдали речку. А выйдя из травы на дорогу, обнаружил, что сзади по дороге идёт человек с собакой. Шёл он быстрее меня, и не потому, что спешил, а потому, что я двигался слишком медленно. Когда он меня догнал, я смог его рассмотреть. Лет тридцати с чем-то, с бритой наголо головой, на которой видны небольшие шрамы. На туловище и руках были наколоты тюремные татуировки.

– А ты с какой армии будешь? – спросил он.

– Да уже ни с какой…

– А был в какой?

– В украинской.

– Понятно… Ты лучше другим так просто об этом не говори. А куда идёшь?

– В Мариуполь. У тебя есть вода? Я бы попил и шёл дальше.

– Да куда дальше в таком виде? Пошли приведём тебя в порядок, потом пойдёшь.

Я не знаю, где тот парень сейчас, возможно, он по-прежнему там, где за помощь беглому укру у него могут быть проблемы. Надеюсь, что он не вступил ни в какое дерьмо типа «армии днр». Я звонил ему периодически на протяжении года, потом бросил – телефон не отвечал. Послать посылку с сигаретами, кофе и ножом по адресу его прописки не получилось – сейчас это территория, не подконтрольная Украине.

На всякий случай постараюсь не описывать деталей, по которым его можно вычислить. Но и совсем не написать о нём не могу – это будет несправедливо по отношению к нему. Возможно, когда-нибудь я смогу переписать этот эпизод, дополнив его подробностями. Человека назову для простоты Жекой (имя вымышленное).

Жека повёл меня к дому, где он был наёмным работником. Хозяина жилища в тот момент не было, он должен был вернуться завтра. А пока Жека был один уже несколько дней, и он радовался тому, что у него появился гость.

Я не собирался задерживаться. Попил нормальной питьевой воды. Вылил речную воду вместе с жучком. Залил чистой воды и думал идти дальше. Но Жека, говоря, что я слишком заметно смотрюсь и мне надо побриться, помыться и переодеться, притащил два бритвенных станка, тазик с водой, мыло и зеркало от мопеда. Я начал бриться. Когда я взглянул на себя в зеркало, то очень сильно удивился. Оттуда на меня смотрел немолодой бородатый кавказец, с острыми чёрными глазами. Кожа из-за въевшейся пыли была тёмной. Но больше всего меня поразил мой взгляд. Взгляд убийцы. Взгляд человека, которому нечего терять. Как будто недавно эти глаза видели преисподнюю. С тех пор прошло много времени, и он уже давно поменялся. Но иногда я встречаю и узнаю этот взгляд у недавно вернувшихся из АТО.

Я вспомнил слова бабушки вчера и понял, почему она так удивлялась, слыша от меня нормально построенные фразы на русском и без акцента.

Бритва с трудом справлялась, пришлось взять другую, с отломанным тормозом. Минут через пятнадцать бороды уже не было. Потом я пошёл на речку и помылся с мылом. Жека дал мне штаны от спортивного костюма и шлёпки.

– О, теперь другое дело. Ещё бы лосьоном побрызгаться – и можно на свидание ехать.

Мы вернулись на крыльцо дома.

– Сейчас чайник закипятим. Жаль, чай закончился. Но у хозяина кофе остался, две ложки он не заметит.

– У меня есть чай. Когда шёл, по стоянкам россиян полазил, немного прибарахлился. – Я начал доставать из бездонных карманов немецких штанов пакетики с чаем, сахаром, перцем солью, пачки обеззараживающих таблеток, сухой спирт, баночку с паштетом и пару упаковок галетного печенья.

– Да ты неплохо у них подогрелся, я смотрю, – улыбнулся Жека.

Он закипятил воду. Я заварил себе пакетик в чашке. Жека распотрошив несколько пакетиков сделал себе чифир.

На костре Жека приготовил уху из рыбы, которую он наловил в речке раньше. Достал хлеб, помидоров с грядки. Мы наелись. Потом сидели и разговаривали.

Я рассказал коротко свою историю, как мы, зелёные новобранцы, оказались на высоте, где нас бомбили, как потом выходили из окружения и попали в плен, как я бежал ночью из-под охраны и потом шёл на Мариуполь. История была с купюрами. Например, я не стал говорить, что мы были из военной разведки. На вопрос: «Убивал?» ответил стандартно: «Был бой, стрелял, попал или нет – не знаю». Ну а что ещё говорить? Тут без вариантов. Тем более так оно и было.

Но больше рассказывал Жека. О своей жизни, на воле и в зоне. О значении татуировок, которые ему набивали законники.

Странно, но его истории не вызывали у меня оценочной реакции. Например, я слушал о том, как человеку вспороли живот и бросили умирать. Но это не вызывало у меня ни возмущения, ни ужаса – я просто принимал происшедшее как данность, на которую уже не могу повлиять. Умом я понимал, что это был плохой поступок, но ничего не чувствовал – это было давно и с не знакомыми мне людьми. Про себя отметил, что, похоже, мои табу были сломаны и подобные вещи уже не вызывали нормальной реакции. Сам Жека об этом рассказывал как о чём-то давно прошедшем и перегоревшем: да, было преступление, и наказание тоже было. Человек выжил, Жека отсидел. Я посчитал, получалось, что он отсидел треть своей жизни на тот момент, когда я его встретил. Несколько месяцев назад, зимой, откинулся (уже не с первой ходки) со строгого режима, тогда Янукович устроил массовую амнистию.

Я слушал его рассказы, как будто мне приоткрыли окно в совершенно другое измерение. Мир, который существует рядом и который стараешься не замечать. Это то, чего я всегда старался избегать. Наверное, поэтому надо было, чтобы мне встретился Жека.

Я весь вечер регулярно наливал себе воду из баклажки и пил. Всё никак не мог напиться. Вроде уже не хочется. Но через полчаса снова чувствуешь жажду. Выпил несколько литров, пока не успокоился.

Ещё заметил, что после окопов осталась привычка сообщать о своих действиях напарнику. Тогда, например, если шёл в туалет или к штабу за чаем, то надо было предупредить «Лиса», получить подтверждение, что всё в порядке. Очередной раз отправляясь в туалет (а гнилая вода от десантников ещё не до конца перебурлила во мне), я услышал от Жеки:

– Да что ты у меня спрашиваешь? Я не держу.

– Я не спрашиваю, а ставлю в известность. – А сам подумал: и правда, что это я? Уже не в окопе и не в плену.

Жека рассказал, что недавно обстреляли Стылу, и несколько снарядов или мин упало недалеко от его дома. Мне после Саурки вообще не казалось это какой-либо опасностью. Там на высоте, после постоянных обстрелов, возникло ложное ощущение, что минами невозможно убить, они для того, чтобы раздражать людей, не давая им заниматься своими делами. Пока мы сидели, слышали, как разрываются снаряды где-то со стороны Комсомольского.

– Я так считаю: если хочешь жить в России – езжай в Россию. Но сидеть тут и звать другую страну – неправильно. – Это была одна из мыслей Жеки.

Света тут давно не было, телефоны были разряжены. Надо было добраться до деревни или дождаться приезда владельца дома, чтобы воспользоваться его телефоном.