Альберт Егазаров - Чайка

Занятия продолжались.

Странно, кличка у Николая против ожидания была не Хвост, а Страна, его и на КП вызывали: Колька Страна, — быть может из-за математической тяги Хвостова к абстракциям бесконечно большого и малого.

На войне это протекало предельно просто. Спирт, пайковая тушенка, несколько проверенных щипков, притворный храп, доносящийся с соседней койки, задавленный ладонью стон.

…Если призрак любви не маячил над ложем.

Тогда это превращалось в мучения и слезы, тогда раковая опухоль нежности насмерть поражала самца и лишала вульгарной привлекательности самку, тогда на узкой кровати, стоящей посредине разрывов и смерти, встречались увидевшие себя люди и мучали друг друга заботой до самого утра, вызывая негодование, сочувствие и зависть соседей.

Стоял душный июль сорок третьего. От мух, летящих с бранных полей, не было никакого спасу. Третий год война выводила особую породу мушиного племени, сытую, наглую, сходу летящую в рот, к местам нежным и сладким, не разбирая чьи они — живого иль мертвого. И на кухне, несмотря на липучки и яды, постоянно гудел сине- зеленый рой, сверкавший на солнце металлическим блеском.

Входя в столовую, Чайка сразу обратила внимание на крупный затылок в ежике волос, на короткую, тщательно выбритую шею, что мощно выпирала из свежей полоски воротничка. Запах чужой увсренности, нахальный и резкий, соединяясь с испарениями дефицитного одеколона, исходил от шеи и разливался по столовой.

Человек с крупной головой и хорошо откормленной шеей столовался один.

И разговоры за соседними столиками, против обыкновения, велись вполголоса, без обычного буйства и пластической демонстрации боя, когда ложки, тарелки и кружки заменяли технические средства, а голосовая имитация очереди: «та-та-та!», летела, казалось, со двора довоенного детства.

Энергично двигая челюстями и столовыми приборами, человек с гладкой шеей аппетитно жевал, но в моменты, когда за соседним столом произносили одно из ключевых для его работы слов: «Ставка», «Сталин», «Власть», «Беспорядок», «Измена», он, чуткий к подобным поворотам чужих бесед, застывал в такой неподвижности, что даже ложка, застряв на полпути от тарелки до рта, не роняла ни единой капли супа. Только мухи, избравшие его шею взлетно-посадочной полосой, были неподвластны магии его внимания.

Слишком много мух. Быть может от пота, вызванного жарой и горячими блюдами? Или еще какой запах? Несолидно как-то такой важной персоне отмахиваться. И от кого? От мух?

От Чайки, если и пахло чем в эти июльские дни, так это маслом, спиртом и сгоревшей резиной. Ничего особенного, но сидевший в одиночестве человек, собрав не шее спиральные складки и, помогая голове телом, обернулся, едва она вошла.

Чайка узнала его — это был Чубак, бывший когда-то инструктором аэроклуба, перед самой войной посланный Партией для выполнения особо важных заданий.

И сюда он прибыл не для обучения новичков. Посущественней были дела. Например, до командования дошли слухи, что в энском авиаполку не выполняются инструкции по ведению воздушных боев, что есть случаи (конечно, требуется проверка!) подражания гитлеровским стервятникам, что стали крутить какую-то «арийскую бочку», и садятся на хвост «мессершмитам», используя «петлю Вриля», что совсем не практикуется советская методика ведения коллективного боя, что и в бытовой жизни наносится урон социалистической нравственности, — в общем, обстановка в эскадрильях тревожная, что еще более усугубляется непонятно откуда взявшейся (при таких-то нарушениях!) высокой эффективностью человеко-вылетов. Ситуация, разумеется, требовала срочного и обстоятельного расследования, а Степан Чубак, уже успевший зарекомендовать себя как примерный рыцарь революции, был к тому же на короткой ноге с авиацией.

День выдался спокойный, и отдохнувшие летчики собрались вечером в столовой — пропустить по глотку неразбавленного и послушать патефон с единственной уцелевшей пластинкой. Затеялись танцы. Утомленные кавалеры, стряхнув на время усталость, ангажировали дам. Чубаку не хватило и он вальяжно прохаживался среди пар, с удовольствием отмечая, как свободные движения вальса, стоило ему приблизиться, превращались в настороженный жест.

После третьего обхода кружки со спиртом Чайка вдруг вспомнила, что Ванечка Перепелица, веселый чернявый хохол, еще в обед вылетев в тыл за медикаментами, в эскадрилью до сих пор не вернулся. Слово «тыл» успокаивало, но все же среди танцующих пар, расстраивая движения вальса, зашмыгала еще одна дама — незваная, неприятная — тревога. В ее присутствии о Чубаке быстро забыли, и он уже довольно близко подходил к строящим предположения летчикам, подходил, внимательно слушал, в споры не вступал.

А к четвертому кругу объявился и сам пропащий Иван.

После штрафной чарки он с воодушевлением рассказал о том, как сцепился с двумя «фокке-вульфами», в целости уходящими из нашего тыла. «Бачу, встигли наробити справ, гади! — возбужденно вскрикивал Перепелица, охваченный огнем приключения и чистейшего спирта. — Та в кишени их, бачу, пусто, а пид гузном — густо! Я за ними, воны — драпать. Я швидше — хлопци теж не дурни, мене уперед пустили. Я — гальма, стелюся пид одного — палю — мимо, а снарядив — гусив стращати. Не встиг… Гляжу, а назустрич — двое, та хрести… Чую, далече од своих. Один мени крилами маше, я йому — гойди, берить гади у полон… Сидаю, воны — на другий захид пишли. Я на старт. В одного, що поле межив, пальнув, той — набик, а другий став палить, так я на його винтом, о так от и зрубив, гашетки не мацав… Хоч сам дав драпака, а все ж, запалив одного, що сидав, — вин сидае, я — вгору. Пидчепив, гадюка, червоного кочету!»

«Та молодец, гойдать его хлопцы!»

Гойдали, спьяну чуть не уронили.

После минутной паузы в тяжелую отдышку молодцов вклинился малознакомый голос — Чубак:

— А «полон», это что такое?..

Утром Вани на завтраке не было, комэск хмурился, на вопросы отвечал глухим: «Направлен на выполнение ответственного задания», Чубак улыбками встречал осторожные взгляды летчиков.

Все три дня уполномоченный Степан Демьянович Чубак делал вид, будто никогда не был знаком с Чайкой. Чайка делала вид, что она не знает о том, что Чубак делает вид, будто никогда не знал Чайку. Виды были что надо.

Он терпеливо дождался боевого дежурства Хвостикова, пригласил ее в кабинет (вселился в него, выставив двух штабистов), налил ей коньяку, щедро хрустнул шоколадом, начал без обиняков: должность при нем, летный паек и никаких вылетов. «Родина нуждается в сильных дочерях, помогающих нести нелегкую вахту ее сыновьям, верных подруг и соратниц ищет Родина для своих защитников», — витийствовал бывший планерист Чубак.