Жаринов Викторович - Библиотека Дон Кихота

И Мигель начал действовать точно так же, как когда-то в морском бою с турками, когда он смело шагнул на абордажную доску шириной в два фута. Вперед и только вперед. А там будь, что будет. Главное — рвануться без страха всем своим телом навстречу судьбе.

Мигель кричал во все горло, ругался самыми последними словами и наносил здоровой рукой удары направо и налево:

— Отпустите! Слышите? Отпустите его, сволочи!

Сообразив, что к нему кто-то спешит на помощь, слабый на голову Алонсо Кихано и сам принялся кричать нечто невообразимое, возомнив, видно, что к нему на выручку спешит ни кто иной, Амадис Гальский.

Актеры, между тем, сообразив, что спектакль провалился, быстро убрались по своим комнатам, от греха подальше, как говорится.

Мигель оказался у самых ног беспомощно болтающегося на одной руке Алонсо Кихано. Он принялся приподнимать Великого Неудачника за обе ноги, чтобы ослабить давление на руку.

— Спасибо, спасибо, сеньор странствующий рыцарь, — запричитал Алонсо Кихано, — вы как нельзя вовремя пришли мне на помощь. Простите, не имею чести знать вашего имени, но уверен, что оно принадлежит к древнейшему и благороднейшему роду.

Между тем две молодые дамы тайком поднялись на второй этаж и отвязали уздечку, освободив тем самым Алонсо Кихано из его мучительного заточения.

Но беды на этом не закончились. Хозяин постоялого двора, раздосадованный на то, что его лишили развлечения, подговорил погонщиков мулов, чтобы те в отместку за сорванное представление забросали двух увечных психов камнями.

Как только бедолаги, Мигель и его собрат по несчастью Алонсо Кихано, присели от усталости прямо на землю, прислонившись спинами к стене дома, на них тут же обрушился целый град камней. Это жестокое наказание было очень хорошо знакомо Мигелю еще по алжирскому плену. Самое ужасное в нем было то, что от камней нельзя было укрыться, а, главное, нельзя было нанести ответного удара.

И тогда Мигель кинулся всем телом в сторону рыцаря, чтобы защитить его, а рыцарь, в свою очередь, попытался сделать то же самое. Одна Неудача продолжала соперничать с другой. В результате два сумасшедших во взаимном стремлении превзойти в благородстве другого с невероятной силой столкнулись лбами и повалились на землю к вящей веселости погонщиков мулов и самого хозяина постоялого двора: хоть в таком виде, а забава удалась. И, вообще, два сумасшедших — это лучше, чем один. Надо лишь тщательнее продумать, как с помощью комедиантов устроить представление.

Между тем два благородных человека, изрядно побитые камнями, продолжали валяться в пыли во дворе венты де Квесада. Книге удалось свести воедино то, к чему она так стремилась.

Упал Гога на деревянную палубу какого-то парусника. Упал больно — на правую руку. Но ужас, который он ощутил на этот раз, был настолько силен, что смог помочь забыть о всякой боли.

На бедное суденышко накатывал очередной огромный вал, готовый отправить этот спичечный коробок, называемый судном, прямо на дно. Команда оказалась разношерстной: здесь были мужчины и женщины разной национальности. Из последних сил каждый пытался бороться со стихией. Но Грузинчик в один миг понял, что все усилия команды окажутся напрасными. Он сообразил, что это за текст, столь неожиданно ставший реальностью. Это была знаменитая сцена из романа Виктора Гюго «Человек, который смеется». Урка с компрачикосами на борту была обречена на гибель.

Грузинчик, захлебываясь соленой морской водой, пытался схватиться хоть за что-нибудь, чтобы не оказаться в море. Вся же команда, как того и требовал сюжет, сгрудилась на самом мысу урки. Все сообща держали срубленную мачту, напоминающую гигантское копье. Над разбушевавшимся морем слышен был звон колокола. Урку несло прямо на скалы. Команда готовилась к отчаянному маневру: с помощью мачты суметь оттолкнуться от скалы и не получить пробоину.

Грузинчик продолжал судорожно искать, за что же ему все-таки зацепиться. Он чувствовал себя сейчас провидцем, потому что наперед знал: маневр удастся и урку не разобьет о скалы. Это препятствие команда преодолеет. Но они все равно погибнут. И погибнут именно тогда, когда на горизонте забрезжит спасение. Урка начнет медленно погружаться в воду, когда наступит неожиданное затишье. Но до этого затишья следовало еще дожить. И Грузинчик по-прежнему продолжал цепляться за все, что казалось ему твердым и надежным.

«Хорошо, что в моем сознании всплыл роман Гюго, а не рассказ „Низвержение в Мальстрем“» — по-предательски промелькнуло в голове Грузинчика, и он тут же пожалел об этом. Вся сцена поменялась в мгновение ока, и теперь бедный Гога оказался в другой части света, на другом гибнущем судне, которое затягивал на дно мощный круговорот. Гога хорошо помнил и этот текст. С детства этот рассказ считался одним из самых любимых. Это как раз и оказался рассказ американского писателя Эдгара Алана По. Согласно сюжету, надо было уже не цепляться за что-то твердое, а, наоборот, смело бросаться в пучину.

По рассказу, герой в этой битве за жизнь сумел сохранить хладнокровие, сумел сохранить Разум и поэтому очень точно рассчитал траекторию течений, которые шли не вниз, а на верх.

Гога с ужасом отметил для себя, что на палубе рыбацкого судна он остался совершенно один: рассказ видно дошел до того места в своем сюжетном развитии, когда герой уже успел принять решение и бросился в воду, а его родного брата уже успело смыть волной. Во всяком случае, рядом со штурвалом валялся лишь кусок каната. По рассказу, брат привязал себя к штурвалу и поэтому погиб. Но в воду следовало бросаться лишь в определенный момент. А дальше все усилия были уже бесполезными. Книга явно хотела погубить Гогу и материализовала не написанные, а лишь предполагаемые страницы рассказа: коли ты все знаешь, то на тебе ситуацию из разряда непредсказуемых.

В это самое время профессор Воронов вместе с капитаном Ахавом гонялся по северным морям за огромным китом-альбиносом. Эта погоня вошла уже в свою завершающую стадию, когда гробы, оказавшиеся каким-то чудом на борту китобоя, уже начали готовить в качестве спасательных шлюпов и еще совсем немного оставалось до того, чтобы из волн появилась рука индейца и прибила к мачте затонувшей посудины крыло альбатроса. Воронов помнил, что из команды спастись суждено было лишь юному Измаилу. Такой замечательный финал своим присутствием профессор литературы портить не собирался и готовился принять героическую смерть на дне морском вместе со всеми другими участниками драмы.

Грузинчик и Воронов, находясь сейчас на краю гибели, прекрасно понимали, что они сами и стали причиной этого отчаянного положения. Их головы давным-давно превратились в обширнейшие библиотеки. Их сознание и подсознание представляли из себя те же самые полки с книгами, без которых они просто не могли представить своей жизни.