Михал Русинек - Непотерянный рай

— Безлюдное место. К тому же суббота, — продолжал он. — Не лучше ли сесть в трамвай?

— Не ваше дело!

Он услышал ее голос. Это уже хорошо. Пусть говорит что угодно, только бы говорила.

— Не мое, но меня тревожит ваше состояние. Возможно, у меня дурные предчувствия.

— Прошу вас, не мешайте. Мне хочется побыть одной.

— Я понимаю.

— Что вы понимаете?

— Я наблюдал за вами в клубе.

— Вы?

Она встряхнула льняными волосами, повернулась к нему, но не подняла головы. Взгляд ее был устремлен куда-то вниз, ему под ноги, как тогда, за столиком.

— Ах, это вы? — Наконец она подняла глаза и окинула его взглядом с ног до головы. — Не тратьте время попусту, ничего у вас не выйдет, — в ее глуховатом голосе прозвучали злые нотки. — Поищите в другом месте, советую возле гостиницы «Бристоль».

— Вы ошибаетесь, дело совсем не в этом.

— Высшая школа верховой езды, — продолжала издеваться она, — знаю все эти штучки: вы хотите стать моим утешителем в какой-нибудь укромной комнатушке, за рюмкой коньяку. Прошу вас, оставьте меня в покое.

— Да я женатый человек!

— Ну и аргумент придумал! Нет у меня никакой охоты с вами разговаривать. Ступайте отсюда!

Несмотря на эти обескураживающие слова, он все же почувствовал какое-то удовлетворение. Заговорила все-таки, хоть и зло, но все-таки заговорила, не бурчит, как прежде. Это уже кое-что, а может быть и многое. Не проститутка она, это точно. В глубине ее серых, как зола, глаз появился первый живой огонек. Будто ветер расшевелил искру в погасшем костре.

С противоположной стороны, от Саской Кемпы, доносились шумные голоса. К ним приближалась пьяная компания.

— Я постою здесь, пока они пройдут, а там уж оставлю вас в покое.

— Не боюсь я ни их, ни вас. Никого не боюсь. Оставьте меня в покое, черт возьми!

Пьяная троица поравнялась с ними, но не задела их. Только один, самый крикливый, повернул к Анджею свою крысиную физиономию, подмигнул и скорчил понимающую гримасу.

— Подцепить хочет, — сказал он, обращаясь к своим дружкам.

— Заткнись, — отрезал другой. — Не видишь, пожилой тип стоит?

Эта сомнительная похвала заставила Анджея улыбнуться. Чуть за сорок, а для них уже пожилой. Пожалуй, и девушка, заглядевшаяся на воду, рассуждает так же.

С грохотом промчался еще один трамвай. И она снова проводила тупым взглядом красную обшивку вагона.

— Ну, вот и прошли. Теперь я могу уйти, но если вы не возражаете, я провожу вас до конца моста. А там обязательно оставлю вас.

— Уходите, мне никто не нужен, — сказала она уже несколько другим тоном.

— В таком случае извините.

Он посмотрел на часы. Двенадцатый. Рената, наверное, уже добрый час глядит в окно, хотя и не признается в этом, скажет, что допоздна завозилась с неотложными домашними делами. Гордая женщина, не какая-то там истеричка.

Анджей поклонился незнакомке, которая теперь внимательно смотрела на плывущую по Висле баржу, подмигивающую красным глазком, и решительно зашагал прочь. Он был зол на самого себя. Какого черта он так долго просидел в харчевне, да еще от скуки, от отупения, наконец, под влиянием идиотской хандры влип в глупую историю. Какое ему дело до этой жеманной девицы! Сейчас такими хоть пруд пруди. Расскажи он кому-нибудь, так обязательно посмеются над ним.

Он ускорил шаги. До дома минут двадцать пешком. К его приходу Рената еще не ляжет спать. Сегодня она даже нотации ему не прочтет, отложит до следующего дня, но не простит, чтобы не отбился от рук. В конечном счете во всем виноват только он сам. Ну, она старше его на десять лет, но кто другой так заботился бы о нем, так радовался его успехам. Он, только он, повинен в том, что мысли его витают где-то, что при первой возможности бежит из дому, вместо того чтобы остаться там, пересилить себя, собраться в кулак и начать наконец осуществлять хоть один из своих замыслов, а не откладывать все мало-мальски значительное на завтра, все более сомневаясь в своем таланте. Где-то глубоко в нем сидит этот чертов дух беспокойства и все нашептывает, что ему не обойтись без вдохновения. И даже если вместо Ренаты в доме появится хоть сам ангел, все равно никакой ангел-хранитель не возьмет вместо него в руки палитру или карандаш.

И все же сегодняшнее бегство из дому, хоть на какое-то время, в мир свободного передвижения и независимых мыслей придало ему, вероятно, немного энергии, если он почти вслух сказал себе:

— Все, что бродит в моей голове, чепуха. Петр одинок как перст, но никакая сила не оторвет его от работы, пока он не выполнит свою дневную норму. Утречком разогреет молочный суп с овсяными хлопьями — и сразу за работу. Все говорят — ремеха, а он только отшучивается, потому что это неправда, и знай делает свое. А я, вместо того чтобы сидеть за работой, топчусь как дурак на мосту, и на черта мне какая-то пьяная девчонка. Дьявол с ней!

Подгоняемый этими мыслями, Анджей зашагал еще быстрее. Но в этот момент позади раздался стук каблучков. Он невольно замедлил шаг — видно, сработала привычка пропускать всех, кто идет позади.

И вдруг кто-то, да не кто-то, а именно она, он уже знал это, схватила его обеими руками за плечо.

— Не оставляйте меня одну!

Он почувствовал, как дрожат пальцы, судорожно вцепившиеся в его плечо.

На первом этаже они прошли мимо лифта и стали подниматься по лестнице. Значит, она живет где-то невысоко. А между тем они поднимались уже на пятый этаж.

«Понятно, почему пешком, — подумал Анджей. — Глупейшее положение — вот так оказаться вдвоем в клетке лифта, пожалуй, девица легкого поведения не упустила бы такой возможности. Значит, она не из тех». — И он вздохнул с облегчением.

Как и в большинстве жилых домов, здесь были ступеньки из прессованной каменной крошки, холодные, неприветливые. Перила, казалось, наэлектризовались от скользящих по ним рук.

Девушка шла впереди, постукивая острыми «шпильками».

Когда они остановились у дверей ее квартиры и она стала рыться в сумочке в поисках ключа, Анджей попрощался:

— На этом моя миссия окончена. До свидания.

— Нет.

Он снова ощутил ее дрожащую руку на своем плече.

— Пожалуйста, войдите со мной. Просто войдите. Я вас очень прошу.

Он согласился. Она опустила руку.

— Только прошу вас извинить меня за неприглядный вид моего жилья. Мне и без того стыдно, — сказала она, поворачивая ключ.

Между тем стыдиться было нечего. Квартирка имела вполне опрятный вид. Небольшая чистенькая кухонька, комната, обставленная без всяких претензий, просто здесь несколько дней не убирали. Из вазочки на столе свисали пересохшие, как древесная стружка, гвоздики, да на креслах было разбросано кое-что из ее одежды. Все это не вызывало неприятного чувства, не производило впечатления неряшливости, разбросанные вещи скорее свидетельствовали о недавней спешке их владелицы. Она сбросила свое светло-коричневое пальто, и снова засиял цветущим подсолнухом ее желтый свитер.