Вадим Шефнер - Собрание сочинений в 4 томах. Том 3. Сказки для умных

Затем он вернулся к Кате и ребятам-авиамоделистам.

— Я нечаянно убил сокола, — сказал он Кате, снимая крылья. На краю правого крыла виднелось небольшое красное пятно.

— Как это грустно, — сказала Катя. — И именно сегодня...

— Теперь полетай ты, — сказал ей Алексей.

Катя надела крылья и сделала несколько кругов над выгоном. Потом разрешено было полетать самому старшему из авиамоделистов, ученику десятого класса Мите Добрышеву.

— Ну, понравилось? — спросила его Катя, когда тот отлетался.

— Понравилось, ничего, — ответил Митя. — Но на ТУ-104 — лучше. Когда я на ТУ-104 с папой в Киев летал — вот это да!

— А я на ИЛ-18 летал, — сказал самый маленький из авиамоделистов. — Вот это веселье было!

Ребята побежали к селу, и Алексей с Катей остались в поле одни. По-прежнему кругом было безлюдно. Поднявшийся северо-восточный ветер гнал на выгон пыль с проселочной дороги.

— Что ж, Катюша, идем домой, — сказал Алексей. — Испытание закончено. Ты рада?

— Рада, — ответила Катя. — Но почему-то думала, что радость будет больше.

— Я тоже так думал, — согласился Алексей. — Ты понимаешь, когда я летел, это было приятно, но совсем не так, как летаешь во сне. Не получается ли так: давая людям свои крылья, я отнимаю у них мечту о крыльях?

— Ты сделал очень важное дело, — утешила его Катя. — У человека крыльев никогда не было — а вот теперь они есть.

— Да, крылья есть.

И оба они не спеша пошли домой.

Часа через полтора Алексей взял денег, повесил на шею провизионную сумку, надел крылья — и полетел в магазин. Сельмаг находился довольно далеко от их дома. Алексей летел не над улицей, а задами, чтобы не возбуждать излишнего внимания. Когда он приземлился у магазина, там только что кончался перерыв, а покупатели еще не подошли. Он был первым. Заведующая сельпо тетя Света Целовальникова сидела на крылечке.

— А, прилетел-пожаловал, — улыбнулась она. — Мне ребята уже сказали, что ты крылья наладил... А грузоподъем у них какой? Кроме самого себя, много груза поднять можешь?

— Нет, не очень много, — ответил Алексей. — Килограмма два-три.

— Маловато, — покачала головой тетя Света. — С такими крыльями не разживешься... А скорость какая?

— Скорость — больше, чем у пешехода. Но не намного. Километров пятнадцать в час.

— Не шибкая скорость. Вот у меня племянник мотоцикл ИЖ заимел, так на тракте километров сто выжимает. А выпьет, так, говорит, и сто двадцать дает.

Алексей сделал покупку и полетел к столяру. Тот сидел у окна, уже выпивши по случаю хорошей погоды. Алексею он обрадовался.

— Ну и молодец ты, паря! И на самом деле крылья смастерил! И пол-литра мне в клюве принес!

Затем он ощупал крылья и попросил дать ему полетать на них.

— Простите, Михаил Андреевич, крыльев дать вам сейчас не смогу, — сказал Алексей. — Вы сейчас выпивши немного, а у меня здесь электронно-бионический тормоз. Человек в состоянии опьянения взлететь на этих крыльях не может. Зато он не может и разбиться.

— Тоже хорошо! — воскликнул Михаил Андреевич. — Умная голова у тебя!.. А какой потолок у них?

— Около двухсот метров.

— Н-да, — протянул Табанеев, — потолок подкачал... Но ты не горюй, ты все равно важное изобретенье сделал.

Как теперь известно, именно в этот день вечером Алексей Возможный сделал в своем дневнике следующую запись: «Помимо того, что сокола жалко, нет вообще ощущения большой радости. Быть может, радость — это вид энергии, а неисчерпаемых источников энергии нет. Много радости расходуется на самое ожидание радости — и вот, когда мы приходим к цели, цель эта нас не так уж и радует».

Несколько ниже он пишет: «Я чувствую себя человеком, долго искавшим клад и наконец нашедшим его. Да, я откопал сундук, на крышке которого написано: «Здесь миллионы». Я взломал сундук и там нашел миллионы. Но это — не золото. Увы, это бумажные деньги. Они давно утратили хождение и заменены другими денежными знаками. Я не могу раздать их людям — они им не нужны. Они порадуют только коллекционеров (которые, впрочем, тоже люди). Клад найден слишком поздно».

Как мы теперь знаем из воспоминаний современников, в самом эпицентре открытия — в селе Ямщикове — создание крыльев не вызвало большого шума. Это и понятно: в селе этом Алексей Возможный был своим человеком, его считали добрым малым, слегка чудаковатым, и изобретение им крыльев восприняли как проявление безвредной (но и бесполезной) чудаковатости.

Но затем, хоть Алексей никак не рекламировал своих крыльев, слухи о них кругами пошли от его родного села к соседним селам, к городкам, к городам. И чем дальше уходили слухи, тем более они видоизменялись. Через несколько дней распространилась легенда о некоем летающем человеке, который похитил из райпо и унес под крыльями ящик хлебного вина. По другому варианту, этот летающий человек был вовсе и не человек, а морально разложившийся десантник-инопланетник с летающей тарелки, и похищал он не спиртные напитки, а деньги чистоганом. Были и иные варианты, еще более странные. Но у всех этих слухов было нечто общее: всюду указывалось конкретное место, где происходят чудеса, — село Ямщиково.

Поэтому вскоре из одного небольшого города, отстоящего недалеко от Ямщикова, в село это был направлен многосторонний журналист Леонид Могилан, чтобы выяснить все на месте и опубликовать в газете корреспонденцию, разъясняющую суть дела и пресекающую ложные домыслы.

Когда-то Леонид Могилан сотрудничал в одной центральной газете, но оттуда был за что-то уволен и переехал работать в ту небольшую газету, о которой идет речь. Здесь редактор полюбил его за свежесть стиля. Так, Могилан никогда не употреблял слова «нефть», а всегда писал «наше черное золото»; никогда не говорил «хлопок», а всегда — «наше белое золото»; а вульгарное слово «пушнина» он заменил образным выражением «наше мягкое золото». Кроме того, хоть жил он всегда в городах, но считался знатоком сельского хозяйства и иногда даже сочинял стихи и песни на сельхозтему. В поэзии он почему-то подражал дореволюционной поэтессе Мирре Лохвицкой. Об этом свидетельствует хотя бы его «Сельская вакхическая»:

Так как Ямщиково было селом и находилось в сельской местности, то туда был направлен именно Могилан. Через два дня в газете появилась его статья, которая называлась «За крыло да на солнышко!». Она начиналась так:

«В то время как крепнет добыча нашего мягкого золота, множится вывоз удобрений и свершается ряд иных свершений и мероприятий, есть у нас еще темные пятна, есть и отдельные носители этих темных пятен.