Анна Эрде - Дом на улице Гоголя

— Чушь! — кипятился Сергей. — Ты по-прежнему серьёзно относишься к этому компоту из парадоксов? Юля с тобой, она жива и здорова. Пора уже, Герасим, здраво оценить ситуацию. Нужно сесть и обмозговать всё как следует.

— Погоди, Серёга, — сказал друг. — Конечно мы всё обсудим, но сейчас толком поговорить не получится — видишь, дети уже вовсю копытцами бьют. Должно быть, чувствовали пацаны: в семье происходит нечто необычное, тревожились, только вида не подавали — мужики! Вон как теперь радуются нашему появлению. Давай отложим разговор до завтра?

Супруги кинулись к детям, будто год их не видели, а Сергей неприкаянно бродил по дачному участку, потом принялся кашеварить: должен же кто-то несмотря ни на что заботиться о хлебе насущном.

После ужина завалился было спать, потом вдруг подскочил, отозвал Германа в сторонку.

— Я в город, доберусь на попутках. Буду завтра утром. Не волнуйся, подставляться не буду, домой заезжать не собираюсь, сразу к Наташе.

— Остался бы лучше с нами, Серёга. Ситуация пока совершенно непонятна, а здесь ты недосягаем для плохих парней.

— Дела горят, Герасим. Нужно подготовить фирму к ликвидации. Именно это я с Наташиной помощью собираюсь провернуть за ночь. Попрошу её всё завершить, а сам чуть свет рвану сюда.

— Ты чего, Серёга? Не паникуй раньше времени. — Герман был обескуражен. Он не предполагал, что, обращаясь к другу за помощью, ставит под удар его архитектурное бюро. — Может быть, всё ещё обойдётся малой кровью, а ты сразу засуетился о ликвидации.

— Да не собираюсь я пока ничего ликвидировать, говорю же: подготовиться надо, чтобы потом нечего было арестовывать. И некого. Срисовали они мою машину или нет, всё равно первым делом на меня выйдут — лучший друг как-никак. А нашего брата, частного предпринимателя, взять в оборот легче лёгкого. Уж лучше, знаешь, перестраховаться. Приостановку работы Наташа объяснит сотрудникам внутренней реорганизацией, так что никакой паники в бюро не будет. Поживём-посмотрим, малой кровью, или большой нам выбираться из этой лажи; одно помни, Герасим: я с тобой. Тебе завтра в восемь Горшкову твоему звонить, так что до семи утра я буду здесь как штык. Это в том смысле, чтобы Юля с мальчиками не оставалась одна, пока ты отъедешь.

— Понимаешь, какая штука, Серёга. Я не знаю, есть ли тут поблизости междугородний телефон. Придётся, видимо, в Загряжск пилить. Как бы не засветиться, думаю. Раз уж ты у Наташи будешь, может быть, от неё и позвонишь? Обскажешь Вальке ситуёвину: что к нам домой приходил некто в шляпе, и что к сослуживцу жены липовый следователь заявлялся, Юлию Логинову, без вести пропавшую, разыскивал. О Пастухове ни слова — старик настоятельно просил не упоминать о нём в разговоре с Валькой. По понятным причинам он не доверяет спецслужбам. Ах, да, ты же не в курсе — Александр Николаевич по политической срок мотал. Даже лучше, если Вальке звонить будешь ты. Тебе проще будет умолчать про Никольское — Пастухов велел не трезвонить о том, где мы ховаемся. Послушаем, что Валька предложит, обмозгуем это дело, хотя вообще-то у меня больше надежды на Пастухова. Сегодняшним вечером он должен был связаться с людьми, которые помогут нам обзавестись документами. Сюда, в Никольское, старик обещал нагрянуть на днях. Этот хвоста за собой не приведёт, одно слово — учёный. И ты, Серёга, когда будешь возвращаться, осматривайся, как выражаемся мы, нелегалы. Завтра, в понедельник, ещё Юрчику надо будет звякнуть. Но это уже ближе к вечеру, так что я отъеду подальше и наберу ему, узнаю, что да как.

Глава сорок вторая

Юрчик проснулся, но глаза открывать не спешил. Оказалось, что спал он сидя, в одежде и — ого! — даже в ботинках. «Куда ж меня на этот раз занесло? Где опять я, собака такая, надрался? И, главное, с кем? — Юрчик пытался восстановить в памяти хоть что-то из вчерашнего. Он решился приоткрыть глаза; это действие вначале не повлекло за собой существенных перемен — в помещении было темно. Постепенно глаза привыкли к темноте, и в ночном свете, скупо поступающем из окна, Юрчик с облегчением обнаружил, что сидит в собственном кресле, у себя дома. Юрчик недоумённо вглядывался в загадочный бесформенный силуэт, топорщившийся на диване. Можно было предположить, что там кто-то спит, комом набросив на себя одеяло. Лерочка? Маша? Ирулька?

«Нет, интересно всё-таки — Юрчик пытался мыслить логически, — если я нажрался до полной ретроградной амнезии, каким образом тогда попал домой? Или мы здесь и пили? Но как начинали-то — это хотя бы я помнить должен! Вчера... Ага! Я был с Лерой, и она вознамерилась наведаться в «Трактиръ».

«Трактиръ» был ни чем иным, как недавно открывшимся в Загряжске кооперативным рестораном, про который в городе ходило много разнообразных слухов. Этот кабак, говорили, был оформлен в опереточном русском стиле: лубочные картинки на стенах, огромный пузатый самовар в центре зала, официантки в мини-сарафанах и кокошниках, половые в подпоясанных атласных рубахах. Кухню тамошнюю, в отличие от китчевых интерьеров, хвалили — балычок-осетринка-икорка-расстегаи. Смекалистые рестораторы организовали подходящее местечко для любителей погулять на широкую купеческую ногу, а таковых в бурное перестроечное время стало появляться всё больше.

— Хочу в русский ресторан! Ну, хорошо, в псевдорусский, — поправилась Валерия в ответ на его возражения в части терминологии. — Хочу хоть раз в жизни испить сбитня с медовухой! Али я не русская баба, мужем битая, начальством пуганая, живучая?

Лера и впрямь была бита бывшим мужем, причём настолько убедительно, что идея ещё разок попытать счастья на матримониальной ниве её не посещала. Это было, с одной стороны, печально, с другой — удобно: Юрчику не приходилось с регулярностью, достойной лучшего применения, объяснять, что удел семьянина — не его удел, а совсем чужой.

Сложности в этом смысле у него время от времени возникали с Ирулькой, почему-то горевшей желанием вступить в законный брак. Юрчик никак не мог взять в толк, зачем женщине выходить замуж, если она не хочет иметь детей. А Ирулька категорически отказывалась от материнской доли.

— Ну, женишь ты кого-то на себе, не меня, конечно, а кого посговорчивей, так любой мужик захочет ребёнка — что за семья без детей? — втолковывал Юрчик подружке.

— Вбили себе в голову, что вам для полноты счастья нужны дети. А если подумать? Вон, папашка мой, как бросил нас с матерью, когда мне четыре года было, так ни разу больше на глаза и не показался. Мать алименты всю дорогу из него выбивала, а про то, чтобы интересоваться, как там его кровинка живёт-поживает, про это и говорить нечего. Вам нужна койка? Будет вам койка. А про детей не заливайте, ищите дур в другом месте.