Анна Эрде - Дом на улице Гоголя

— Представляю.

— Ну, что ты всё «представляю, да представляю», может, ещё какое-нибудь словечко добавишь?

— Я так и думала, что ты из чистеньких, домашних, романтичных мальчиков. Вон сколько слов тебе добавила. Давай дальше про Киру.

— Мы ещё раз встретились летом, ещё целовались, а потом родители до конца каникул увезли её из города, а я остался колотиться в любовной лихорадке. О том, чтобы найти Кире временную замену, я и не думал, на девчонок не смотрел, даже на самых красивых не оборачивался. А потом мы с мамой поехали на море. В первый день я пришёл на пляж, белый, синеватый, прыщеватый. Вокруг блестящие загорелые тела, а я как бледная моль. Понятное дело, я закомплексовал, решил, что пока не подзагорю, буду ходить на нудистский пляж — там широко раскинутые жирные тётки, а между ними без устали бродят мохноногие фавны, зато приличного народу мало. Вот, пришёл, бросил свои манатки, хотел искупаться, поднимаю голову — из пены морской выходит Афродита. Не совсем голая, топлесс. Да будь она хоть в водолазном костюме, это, наверное, ничего не изменило бы.

— В водолазном изменило бы, — спокойно вставила Валерия.

— Афродита водрузила на голову шляпу с большими полями, потом лифчик от купальника надела и поплыла по берегу, едва касаясь ступнями гальки. Я, как намагниченный, подскочил и полетел вслед за Афродитой, за её шоколадной кожей, по которой стекали сверкающие капли. Все мысли о Кире мгновенно выскочили из головы. Я догонял Афродиту, даже приблизительно не зная, что скажу, зачем подошёл, она оглянулась, и — я испугался, решил, что спятил: у Афордиты было Кирино лицо, только очень загорелое.

— Юрчик! — воскликнула Кира-Афродита. — Вот так встреча! Так ты, оказывается, тоже здесь? — Увидев мою телесную синеву, поправилась: — Ты тоже сюда приехал? А мы сегодня уезжаем. Жалость какая! Проскучала целый месяц, а уезжаю как раз, когда ты нарисовался.

Уже две недели как начались занятия в институте, а я всё не насмеливался приблизиться к Кире. «Подумать только, эту богиню я целовал и не подозревал, что счастье мне выпало просто невероятное», — медленно размышлял я, разглядывая в двух рядах перед собой завитки на Кирином затылке, а в это время лектор чего-то там бубнил с кафедры. По рядам втихаря передавали фотографию, при этом те, кто получал её в руки, тут же начинали оглядываться, выискивать кого-то, а обнаружив меня на обычном месте, принимались хихикать. Фотография дошла до Киры, она тоже закрутила головой, встретилась со мной взглядом и, давясь смехом, отвернулась. Я заглянул через головы, когда фотка оказалась в ряду передо мной, и увидел то, о чём я, собственно, уже почти догадался. На фотографии в позе Давида на постаменте от давно разрушенной скульптуры, с ремнём от джинсов вместо пращи, совершенно голый — только кленовый листок прилеплен на причинном месте, — был запечатлён я. Это мы с пацанами дурачились в заброшенной части парка, когда отмечали последний звонок в школе.

— А как ты листок прилепил? — поинтересовалась Валерия.

— Обыкновенно: послюнявил и прилепил. Это единственное, что тебя заинтересовало в моей леденящей кровь истории?

— Только не говори, что ты был раздавлен и уничтожен. Что вообще произошло? Стоишь себе культурно на постаменте, никого не трогаешь, с ханжеским листком где надо, а не как этот бесстыжий Микеланджело наваял.

— Я был смешон. Я вообще был смешон, я ей был смешон. Когда она почти нагая вышла из вод морских — это было грандиозно, а я был смешон. Понимаешь?

— И ты решил: ах, я вам смешон, тогда так тому и быть. Смейся, паяц, над разбитой любовью!

— Не то чтобы решил. Ну да, сначала покривлялся, чтобы скрыть смущение, а вскоре выяснилось, что это очень удобная позиция: девки сами тебя в койки затаскивают, и при этом, что самое интересное, никому из них не приходит идея женить на себе по залёту — какой из меня муж?

— Никакой. Жизнь — не шутки на скамейке, не анекдоты при луне.

Шальная мысль «А не жениться ли мне?» теряла всякий смысл, если к ней добавлялось Лерино имя: она не пошла бы за него, даже если бы сумела преодолеть отвращение к лицам одного пола с Мишей Шолоховым. Женитьба на Ирульке не предполагалась даже в теории: семья являлась для Юрчика прежде всего институтом по выращиванию детей. Маша... Он представил себе как-то бесконечную череду одинаковых дней, спокойных и сытых, и понял, что сойдёт с ума от скуки в мягком семейном гнёздышке. Нет, семья — это не моя стезя, решил Юрчик, и закрыл тему.

«Итак, вчера мы с Лерой собирались отведать архиерейской ухи под перезвон традиционных русских напитков с балалайками. — Юрчик принялся выстраивать логическую конструкцию «вчерашнего». — Она пошла домой наводить марафет, а я отправился к себе за деньгами для пиршества. Всё. Дальше — тишина. Нет, ещё мужик высветился. Точно! Я встретил его на лестничной площадке, когда дверь открывал. Чего он хотел-то? А потом мужик почему-то очутился здесь, за этим столом. Помню, он вытащил «учителку» — бутылку «Teachers Whisky». Я поплёлся на кухню, открыл и закрыл холодильник — и зачем, спрашивается? — ведь знал прекрасно, что там только полбутылки кефира. Полная ерунда получается! С какой стати я позвал к себе незнакомого мужика? И почему я совершенно не помню того момента, как мы оказались в квартире? Я же трезвый был, почти как стекло. Ну, выпили мы с Леркой шампусика в кафешке, так об этом смешно говорить».

Юрчик насмелился щёлкнуть переключателем торшера, в его свете картина вчерашнего предстала ещё более загадочной, чем была до этого. На диване никто не спал, только одиноко топорщилась его брошенная куртка. На столе стояла едва початая бутылка виски; стакан, специальный, толстодонный, прозябал в одиночестве. Юрчик прошёл на кухню, и обнаружил, что в буфете не хватает одного стакана для виски, пять остальных стояли аккуратным рядком — Юрчик был педантом по части порядка в доме. «Бред какой-то! Я отлично помню, что принёс в комнату два стакана, и ещё про лёд сказал — что его нет. То есть, вы намекаете, что никакого мужика не было, а есть «белочка» — допрыгался, братец, дорезвился — мысленно обратился к неведомым собеседникам Юрчик. — Тогда откуда здесь взялась «учителка»? Нет, ребята, меня на арапа и на вымытый стакан не возьмёшь».

Юрчик принялся восстанавливать в памяти события минувшего воскресенья. Подробно вспомнил утренний поход с Машей на рынок, потом то да сё, потом обед с непременным Машиным борщом. После обильной еды с рюмкой ледяной водки последовал отдых — нет, отдых в буквальном смысле, сон, с Машей Юрчика не тянуло на послеобеденные подвиги в постели — это вам не Ирулька, заводившая его и натощак, и после любого количества съеденного-выпитого. Затем сытый и довольный жизнью Юрчик направился к подруге Валерии. Они болтались по городу, сходили в кино, зашли в кафе, а оттуда разошлись по домам — Лера за тем, чтобы привести себя в порядок, а он для пополнения кошелька. И у самой двери в свою квартиру Юрчик встретился с человеком, с которым потом каким-то образом оказался за столом в собственной комнате. Появление мужика с бутылкой виски никак не вытекало из событий дня.