Анна Эрде - Дом на улице Гоголя

Первое время жена, действительно, могла ни о чём не догадываться, но с тех-то пор, когда Наталья начала работать на предприятии Тимохина, тут уж таить шило в мешке стало весьма проблематично. Оксана терпит, потому что понимает, что разоблачения не пойдут на пользу семье, возможно, приведут к её краху. Но по всё более напряжённым Оксаниным взглядам, которыми та одаривала её при встречах — вряд ли жена Германа могла быть не в курсе амурных дел его лучшего друга — Юлия догадывалась: ситуация может взорваться в любой момент. Надвигающаяся катастрофа уже возвестила о себе первыми звоночками. Весной, когда голубки в очередной раз уехали на «рыбалку», сын Сергея и Оксаны упал с велосипеда, расшибся довольно серьёзно, даже ненадолго угодил в больницу. В голосе взволнованной матери, позвонившей тогда по телефону — она через Германа пыталась разыскать своего «рыбака» — Юля услышала плохо скрытую угрозу: «Так ты не знаешь, где сейчас Тимохин? Ну-ну. Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь».

Василевскую следовало предупредить, что над её головой сгущаются тучи. Юлия уже давно прикидывала, как бы это поделикатнее сделать, никак не могла решиться на разговор, а потом ей пришла в голову мысль, что в условиях загородного пикника, когда неизбежно возникнут ассоциации с их молодыми поездками на природу, Наташа станет более открытой, и поговорить с ней будет легче. А потом Сергей додумался до идеи, что на той даче, где они с Наташей свили себе любовное гнёздышко, устроить пикник будет удобней всего. «Давайте поедем к нам, в Никольское», — ничтоже сумняшеся, предложил он. Ну, что ж, в Никольское, так в Никольское, решила Юля, подумав, что, может быть, как раз там Наташа наиболее внимательно отнесётся к ее предостережениям.

Наташа облегчила ей задачу, первой заговорив о своих любовных проблемах. Юле оставалось только ответить в том духе, что Сергей женат, и женат, как это ни оскорбительно для Наташи, не на детях, а на женщине, что три года в статусе любовницы — вполне достаточный срок для того, чтобы осознать: он не собирается ничего менять в своей жизни, он чужой муж.

— Да-да, я подумываю о том, чтобы остаться только сотрудницей в Серёжкином кооперативе, — смущённо сказала Наташа. — Без меня ему с работой не справиться, — добавила она почти извиняющимся тоном.

— А вот это зря, — отрезала Юлия. — Слухи о добросердечности Окваны сильно преувеличены, и она оскорблена. Вывод: эта дама способна на коварство. Уж кого-кого, а бухгалтера кооператива подставить несложно. Полагаю, тебе не раз приходилось идти на определённые финансовые нарушения — ясное дело, что без них малому бизнесу в наших условиях не выжить — так что при желании тебе всегда можно крупно насолить. Мой совет: уходи от Сергея совсем, и из его объятий, и из его фирмы. И сделать это нужно до возвращения Оксаны, а то как бы тебе, Наташа, не попасть под ушат ледяных помоев. Ты давно уже могла понять, что Сергей дорожит семьёй, поэтому не факт, что он кинется самоотверженно защищать тебя от нападок законной супруги. Вполне может случиться так, что он, поджав хвост, поплетётся за женой, и не станет вникать, как в это время приходится любимой женщине. А тебе может прийтись так несладко, что все твои прежние беды покажутся мелкими неприятностями. Ты ведь не хочешь натерпеться позора, и это в лучшем случае, а в худшем — ознакомиться с прелестями нашей тюремной системы? Повторить ещё раз, что Оксана опасна?

— Советуешь бросить Серёжку совсем? Не поддерживать даже его предприятие? Да он без меня за неделю скиснет.

— Пусть учится жить и работать самостоятельно. Слабый мужчина ненадёжен, Наташа.

Часть третья

Невыносимо лёгкое дыхание

Глава двадцать четвёртая

Рядом с Наташей не было надёжного мужчины. Сергея дед в расчёт не принимал, он не сомневался, что, коли уж случиться беде, так нынешний Наташин друг, прежде всего, будет озабочен тем, чтобы это никак не отразилось на спокойствии его собственной семьи. «Клюнет жареный петух, тут же про любовь забудет. Хорошо ещё, если, не рискуя Наташей, примется жену и детей выручать», — размышлял дед, знавший жизнь и людей. Про беду Иван Антонович думал не для того, чтобы намеренно сгустить краски, всё чаще в последнее время его стали посещать тревожные предчувствия.

Внучка совершенно одинока, сокрушался Иван Антонович — и как прикажете в таком случае спокойно готовиться в последний путь? У неё не было не только мужа, не было даже друзей и подруг. Вот разве что Юля Астахова, известная в городе журналистка. В пятницу она неожиданно позвонила им на домашний номер. Неожиданность заключалась в том, что за все двадцать лет знакомства, начиная с внучкиной учёбы ещё в первом, загряжском, институте, это был первый и пока единственный звонок от Юлии. Она хотела переговорить с Наташей, но та находилась на работе. Перезванивать по служебному номеру Юля не захотела, попросила Ивана Антоновича передать внучке несколько слов, из которых выходило, что Наташа бывала весьма откровенной со своей давнишней приятельницей. Это обстоятельство ещё сильней растревожило деда — две самых закрытых женщины из всех, с кем он пересекался за свою долгую жизнь, каким-то образом сумели сблизиться, а жизненный опыт подсказывал ему, что, когда два подранка делают попытки помочь друг другу, из этого редко выходит нечто путное.

О раненности внучки Ивану Антоновичу было известно лучше, чем кому-либо, а про Юлины беды он лишь догадывался — по привычно сдерживаемому напряжению и одновременно тягучей печали в тёмно-карих глазах тоненькой девочки, двадцать лет назад бывавшей на улице Гоголя. Приходила она всегда в сопровождении своего верного Германа. С первых появлений Юли в их доме Иван Антонович заметил, что внучка относится к ней с особенной симпатией, и однажды заговорил об этой девушке.

— Юля очень хорошо умеет слушать, — охотно отозвалась внучка. — Болтовню она с непроницаемым лицом пропускает мимо ушей, а в важных местах так смотрит, что я начинаю по-настоящему понимать, что, собственно, хотела сказать. Сама она говорит мало. Юля вообще очень сдержана, и это ещё мягко сказано. Но, говорят, такой она была не всегда.

Наташа рассказала деду то немногое, что знала о прошлом Гериной подруги. В школе Юлю жёстко прессовала классная руководительница. Однажды она перестаралась, довела десятиклассницу до того, что та прямо в школе потеряла сознание, и Юлю в буквальном смысле вернули с того света.

— Гера сказал, что после того случая её будто подменили. В это трудно поверить, но, оказывается, раньше Юля была заводной девчонкой, Гера её звал своей шалуньей. Юлька-шалунья! — не могу представить, — изумлялась Наташа. — Вообще-то, я не до конца верю в эту историю — учительница привязалась, и, считай, уже взрослую девушку так пробило, что она стала на себя не похожа. Что-то тут не так. Или Герка о чём-то не договаривает, или ему не всё известно. Что ты об этом думаешь, дед?