Анна Эрде - Дом на улице Гоголя

Проблему с наездом он решил, нашёл подходящих людей, они и ситуацию изучали, и стрелки забивали, и тёрки перетирали, но на душе Сергея всё равно было муторно. И тут позвонил Герман с предложением всей их великолепной четвёркой провести денёк на природе. Сергей ожидал, что Наташа обрадуется такому предложению, она и обрадовалась, но как-то растерянно, и удивила Сергея вопросом: «Юля уже дала своё согласие?»

В студенчестве их дружная четвёрка часто выезжала за город — палаточная романтика, костёр, звёздное небо, песни под гитару. Парни любили порыбачить, а обе девушки не чувствовали склонности к этому занятию. Серёжа испытывал неловкость, когда ему, заядлому рыбаку, приходилось оставлять Наташу наедине с Гериной невестой: легко ли брызжущей жизненными соками весёлой девчонке долго находиться в компании странноватой Юли. Он очень удивился, когда однажды Наташа сказала: «Ну и что с того, что она молчунья? С такой девушкой и молчать хорошо. Она нежная и тонкая, с ней легко».

«Это с Юлей-то легко?! — был сбит с толку Сергей. — Наверное, я никогда не смогу до конца понять женщин». Позже, когда Юлино журналистское перо становилось всё язвительней, а характер всё жёстче, когда она, выстраивая свою карьеру, всё увереннее перекладывала на мужа домашние и родительские заботы, Сергея подмывало высказать другу в адрес Юлии весьма нелицеприятные вещи. Но он вспоминал Наташино «она нежная и тонкая», и воздерживался от сильных формулировок.

Глава двадцать третья

Юлия долго не находила себе места после того, как из памятного письма узнала жуткие подробности Наташиной сочинской саги. Она понимала, что когда-то слишком легко удовлетворилась простым объяснением: Василевская поехала на малую родину и там выскочила замуж за друга детства. Она слишком хорошо знала Наташу, чтобы догадаться: в её исчезновении всё не так просто. «Дело могло бы не дойти до буйств морячка, если бы Наташу в то страшное лето кто-нибудь поддержал. И кроме меня сделать это было некому, — удручённо размышляла Юлия. — Я не пожелала выбраться из-под своей коросты, не соизволила озаботиться судьбой единственной девушки, считавшей меня своей подругой». Когда Василевская пропала во второй раз — позвонила и радостно сообщила, что летит в Париж на помолвку с Батурлиным, а после ни разу не обозначалась даже по телефону — Юлия сначала объяснила это естественной ненадобностью подруг в счастье, потом начала беспокоиться. По своим журналистским каналам она навела справки и с удивлением узнала, что Наталия Василевская после окончания ленинградского института вернулась в Загряжск и работает экономистом на крупном здешнем заводе.

«Значит, ей опять не повезло. Что ж она такая невезучая?», — сокрушалась Юлия, но свою дружбу предлагать не спешила. Она знала, что у таких, как они с Наташей, беды лечатся уходом глубоко в себя, и что сигналы из внешнего мира только мешают зализывать раны. Со временем мысль: «Как бы от одиночества, в которое она сама себя загнала, Наташка опять не выкинула какую-нибудь глупость» стала приходить Юлии в голову. Она уже было собралась без приглашения отправиться на улицу Гоголя, и тут Герман по страшному секрету сообщил вроде бы неожиданную, но на самом деле вполне предсказуемую новость: Тимохин и Василевская снова вместе. Юлия поняла, что опять опоздала со своей поддержкой, что шаг отчаяния уже совершён, и теперь осталось только наблюдать за развитием событий.

Прошло три года с тех пор, как Сергей и Наташа снова встретились, и два года, как они больше не скрывали этот факт от жены Германа. С появлением Василевской в компании Сергея на пороге её квартиры Юлия попала в непростое положение. Ей было неловко открыто встречаться с любовницей человека, с женой которого поддерживала видимость приятельства, а встречаться, таясь — это уж совсем никуда не годилось. Не испытывая ни малейшей симпатии к законной супруге Тимохина, всё же время от времени Юлия вынуждена была принимать её в своём доме, а также испытывать на себе её колючее гостеприимство; во всяком случае, дни рождения мужей они традиционно праздновали вместе. Наташа всегда была ей близка, и Герман считал, что она замечательная девушка, что именно она должна быть рядом с его другом, тем не менее, рядом с Сергеем находилась Оксана, мать двоих его детей. По всем признакам, изменений в этой ситуации не намечалось, поэтому Юлия позволяла себе видеться с Наташей лишь изредка и урывками. А потом случился солнечный сентябрьский день в Никольском.

Оживлённые и внезапно помолодевшие «мальчишки» с упоением занялись шашлыком, и «девочкам» выпала, наконец, возможность вволю поболтать о своём, девичьем.

Едва успели их мужчины погрузиться в шашлычное священнодействие, Наташа принялась откровенничать, будто между ними так всегда было принято, будто после пронзительных признаний, лишь однажды позволенных себе ею, и то в эпистолярной форме, не прошло нескольких лет. Могло сложиться впечатление, что Василевская давно поджидала удобного случая, чтобы излить душу, тем не менее, Юлия догадалась, что дело обстоит иначе: желание выговориться накрыло эту женщину неожиданно для неё самой. Наташа, волнуясь и сбиваясь, рассказывала, что с тем французом, с которым она когда-то знакомила Юлю, у неё состоялась официальная помолвка в Париже, а потом была ночь в поместье Батурлиных, что, да, не сложилось — ему нужны были наследники, а у неё... она ведь об этом писала... хотя Батурлин не исчез с её горизонта, он даже приезжал два раза в Загряжск, письма пишет, но теперь уже она против... у них не срослось, но ночь-то случилась, и она теперь знает, как это бывает, когда не сюси-пуси, не чюйссва, а по-настоящему соединяются жизни, когда рядом не мальчик, а настоящий мужчина, что вот из-за этой-то ночи не может она воспринимать Серёжку абсолютно всерьёз... их отношения давно уже умирают, почти умерли, и скоро им придётся иметь дело с трупом некогда живой любви, а Серёжка не желает этого замечать... она не знает, как сказать об этом...всё это, по её мнению, скрутилось в тугой клубок оттого, что Серёжка слишком хорошо помнит её юной, и сам рядом с ней становится безответственным юнцом.

Юлия слушала с нарастающим удивлением: неужели Наташа — умная ведь женщина — не понимает, что дело вовсе не в инфантилизме Сергея, не в победной харизматичности Батурлина, а в том, что один мужчина принял решение соединить с ней свою жизнь, а другой не может этого сделать, и вряд ли когда-нибудь сделает. Потом Юлины мысли стали отклоняться от этой очевидности: ведь, и правда, далеко не каждый допустил бы, чтобы с доверившейся ему девушкой произошла такая чудовищная история, как та, что приключилась с Наташей после четвёртого курса. А сейчас? Неужели он всерьёз полагает, что Оксане ничего не известно про его рецидив с Василевской?