В. Строгальщиков - Стыд

— Ага, врубился он, — сердито буркнул Лузгин и пошел по траншее к дороге.

Он уже видел Коновалова и двух солдат с лопатами, куривших у бетонных блоков, как вдруг пронеслось, словно ветер, с фырчанием, стуком и звоном, и тут же откуда-то слева донеслось сухое плотное татаканье, и Лузгин сразу присел, даже не успев понять, что в них стреляют, а когда понял, то застыл от ужаса, потому что стреляли в них из деревни.

Из укрытия один за другим вылетали солдаты и бежали, пригнувшись, по траншее к Лузгину, и вместе с ними бежал Коновалов, уже без бушлата, со злым охотничьим лицом. На бегу он толкнул Лузгина рукою в грудь, к стенке и вниз, рявкнул: «Сидеть!» — и бросился дальше, чуть не столкнувшись с набегавшим поваром Потехиным, в руках которого, как древко флага, торчала длинная винтовка.

— Не стрелять! — заорал Коновалов. — И не высовываться, глядь! Потехин, дуй на огневую. Ну, Махит, ну, сука!..

От караульной вышки летели щепки, но звук был звонкий, металлический, и Лузгин догадался, что вышка изнутри защищена железом, и караульный там сейчас лежит ничком и будет так лежать, пока обстрел не кончится.

Потехин юркнул мимо Лузгина и пропал в ответвленье окопа, туда же проскользнул сержант на полусогнутых, и Лузгин не сразу осознал, что никто не стреляет, и только там, где скрылись повар с Коноваловым, что-то шуршало и щелкало. Лузгин почти на четвереньках пробрался вдоль окопа и заглянул за поворот.

Потехин стоял к нему спиной, расставив ноги и высоко подняв плечи, и над правым его плечом виднелся темный краешек приклада. По бокам и сверху потехинского затылка были плоские мешки вроде цементных, и между ними узкая дыра, куда осторожно тянулся Потехин руками и винтовкой, пристраивая глаз к ободку телескопического прицела.

— Не суетись, — сказал ему сержант, по-зэковски сидевший возле стенки.

— А если он вообще стрелять не будет? — спросил Потехин, шевеля плечами.

— Будет, — сказал Коновалов и громко крикнул: — Эй, пальните кто-нибудь!

Ближе к дороге сдвоенно, как колеса курьерского поезда, погрохотал недолго автомат, и словно эхом от него со стороны деревни снова застучало.

Потехинские плечи заходили шире, сержант спросил:

— Ну че там?

— Не вижу ни хрена, — сказал Потехин.

— Вот глядь, — сказал Коновалов. — Сигареты в бушлате остались… Эй, кто там, долбани еще разок!

Снова заработал автомат, и Коновалов крикнул:

— Секи, секи, Потехин!

— Засек, — ответил снайпер. — Засек, блин, из дома фигарит. Щас достану. — Потехин замер и, казалось, перестал дышать. Хэбэшные штаны на его заднице висели замусоленным мешком. Снайпер выстрелил, у Лузгина ударом заложило уши, и тут Потехин принялся стрелять подряд, спина его вздрагивала, и сержант Коновалов на каждый выстрел коротко мотал головой, глядя перед собой на неровную стенку окопа.

— Ну че, попал? — спросил он у Потехина, когда тот отстрелялся.

— Да хрен его знает, — передернул плечами Потехин и тоже присел, оставив винтовку боком лежать в амбразуре. — Умный, с чердака стрелял, но не с краю, а из глубины. Думал, не заметим.

— А как же! — с веселой обидой сказал Коновалов и посмотрел на Лузгина. — Невезучий вы у нас, Владимир Васильевич. Как появитесь — сразу стреляют.

Лузгин увидел свой бычок на дне окопа и дико захотел курить и тут же представил себе, что могло бы случиться, выйди он тогда с сержантом на дорогу и будь у стрелка из деревни рука чуть потверже. Вот только этот бы окурок и остался.

— Никого не зацепило? — спросил Лузгин, с трудом выталкивая слова из онемевшего горла.

— Да вроде никого, — сказал сержант.

— Все равно боевые заплатят, — уверенно предположил Потехин.

— Ага, конечно, — ехидно молвил Коновалов.

— Заплатят, заплатят, — сказал Потехин. — Раненые были, когда «пешку» кокнули? Были раненые. Значит, должны заплатить.

— Ну, если так, — усмехнулся сержант, — то больше нам и воевать не надо. Ты дом запомнил?

— Ну… А давай из «эрпэгэ» туда?..

— Далеко, — сказал Коновалов. — Ну-ка, Храмов, встань на вышке! — крикнул он, выворачивая шею. — Давай вставай, боец!

— А не пошел бы ты… — ответил невидимый Храмов.

— Ну и лежи там! — посоветовал Потехин. — О, блин! — воскликнул он, узревши Лузгина. — Василич, а жратва-то наша!

— Жратва? — переспросил Лузгин, слегка распрямляя колени. Сколько же длилась вся эта пальба со стрельбой? Минуты три, ну пять, никак не больше. — Я думаю, нормально со жратвой. Сейчас посмотрим.

Сержант Коновалов уже стоял во весь рост и смотрел Лузгину в подбородок. Лузгин тоже распрямился и стал отряхивать с ладоней налипшую глину. Он понимал: Коновалов решает, что же делать с этим старым докучливым дядькой. Но едва ли сержант сейчас отправит его в деревню. А может быть, и не пошлет вообще, ведь оттуда стреляли, оттуда, и не просто так стреляли, а били нагло, посреди бела дня, хотели убить всех наших на дороге: Коновалова, и двух солдат с лопатами, и еще Храмова на вышке. Ребятам просто повезло, и за этим что-нибудь последует, не может быть, чтобы все сошло с рук деревенским. «Идиоты, глядь», — сказал Лузгин, не сознавая, что матерится.

— Значит, так, — вздохнул уставший от раздумий Коновалов. — Идите с Потехиным и… ну, там доваривайте. Когда придут из деревни, я вас отправлю вместе с ними.

— Должны прийти? — удивился Лузгин.

— Должны, — кивнул сержант.

— А то мы, глядь, гранатометом позовем, — добавил снайпер.

— Отставить мат, Потехин, — недовольно скомандовал Коновалов.

В кухонном отсеке было дымно, труба от печки валялась на земле.

— Попал… зараза! — чуть ли не с восторгом удивился Потехин и стал прилаживать трубу на место, отворачивая в сторону от дыма сморщенное юное лицо.

— Слышь, а, Потехин, — спросил Лузгин, роясь в сигаретной пачке корявыми пальцами, — боевые-то намного больше полевых?

— В три раза больше, — доложил Потехин.

— Вот же блядство, — произнес Лузгин, и никаким другим словом нельзя было точнее выразить отношение нормального человека к ненормальности армейского устройства. — Значит, если не ранили и не убили…

— Так трудно ж доказать. — Потехин говорил, как будто извинялся. — А вдруг мы сами весь боезапас порасстреляли? По «бэтэрам» ведь тоже могли сами лупануть — ну, чтоб на краске видно было.

— Идиотизм, — вздохнул Лузгин. — Сними-ка крышку, надо поглядеть… Кого там наш сержант разносит? — спросил он, прислушавшись.

— Да Шевкунова, блин, — сказал Потехин, улыбаясь. Он держал крышку в отставленной левой руке и шевелил ноздрями, принюхиваясь к пару над кастрюлей. — Он по расчету должен в «бэтэр» прыгать, в капонир, он же наводчик, должен башню разворачивать, а он забздел через дорогу, ну, Коновалов его дрючит…