В. Строгальщиков - Слой 3

– Да нет, – в смущении ответил Слесаренко. – Не спится просто. Вот, думал, чаю...

– Бывает, – улыбнулся Федоров. – Только здесь вам чаю не дадут.

– Я и сам вижу. – Он укоризненно обвел глазами ресторан. – Лучше пройтись, подышать свежим воздухом на ночь.

Двое незнакомых мужчин за спиной Федорова рассматривали его с вежливым интересом.

На гостиничном крыльце все четверо замялись, затоптались, не зная, что делать и что говорить, потом двое незнакомых деликатно отошли и закурили. Слесаренко поежился от ночного холода и сказал:

– Однако!..

– Да, без плаща или куртки уже не погуляешь. – Федоров сам передернул плечами под тонким сукном дорогого пиджака. – Хотите хорошего чаю под хороший преферанс в хорошей компании? Вы в преферанс играете, Виктор Александрович?

– Конечно, играю, – с подчеркнутой обидой в голосе ответил Слесаренко. – Я же северянин, как-никак...

– Вот и поехали с нами.

– Ну, не знаю... – Он понимал, что, сознавшись в умении, уже наполовину согласился, теперь отказ будет выглядеть нелепо, и посмотрел на деликатных незнакомцев.

– Свои люди, – заметив взгляд, доверительно произнес Федоров. – У нас машина здесь недалеко. Поехали, Виктор Александрович! Завтра воскресенье, отоспитесь... Вы как, «сочинку» или «классику» предпочитаете?

– «Ленинградку», – совсем уже сдавшись, ответил он.

– Приятно слышать: вкусы сходятся. Позвольте познакомить вас с товарищами?

По легкой отмашке Федорова двое бросили сигареты и приблизились. Виктор Александрович пожал им руки и несколько раз повторил про себя, как кого из них зовут: с годами выработал такую привычку, необходимую для руководителя.

В черной, до блеска надраенной «Волге» ему предложили место впереди, но он отказался и сел на заднее сиденье, рядом с Юрием Ивановичем, а Дмитрий Николаевич влез за руль и с места рывком газанул, тем самым выдавши определенную нетрезвость, а может, неумение водить. Он и по улице мчался рывками, с какой-то ненужной агрессией, тем более что ехали недолго, минуты три, и с визгом тормозов застыли у спорткомплекса, и Слесаренко догадайся, куда его привезли: в знаменитый на весь город банно-развлекательный клуб «Пирамида» – тот самый, что по недосмотру или умыслу его заместителя остался в ведении нефтяников после передачи комплекса на городской баланс.

Вы же здесь еще не бывали? – заметил Федоров как бы мельком, когда открывал наружную, малоприметную дверь своим собственным ключом. – Непорядок. Мэр обязан знать свое хозяйство.

Внутри, за дверью, в неярко освещенном коридоре стоял охранник с помповым ружьем, другой маячил в глубине. Пройдя полкоридора, Федоров толкнул рукой правую стену – просто ровную стену, как виделось Слесаренко, и стена растворилась, открывая лестницу наверх.

– Надо бы сделать пружину пожестче, – сказал Дмитрий Николаевич Юрию Ивановичу, когда поднимались гуськом. – А то на днях Сергеев подшофе идет по коридору и видит: шнурок развязался. Ну, он и прислонился натурально... – Все засмеялись, и он тоже засмеялся, представив ужас пьяного Сергеева, падающего сквозь стену.

Наверху был обычный служебный кабинет с ковром и безличной мебелью. На боковой стене от потолка свисали тяжелые шторы, Федоров раздернул их с металлическим присвистом, и обнаружилась дверь, а за ней – другая комната, побольше, с двумя диванами и настоящим карточным столом, обтянутым зеленым плотным сукном, с небольшими кожаными углублениями по всем четырем углам; он видал такие за границей. Виктор Александрович заметил ожидающий взгляд Юрия Ивановича и уважительно кивнул: хороший стол, и тут же, чтоб не зазнавались, продемонстрировал осведомленность:

– Вистовый?

Юрий Иванович слегка опешил и принялся виновато объяснять, что стол и в самом деле предназначен для игры в вист, но удобный, а в лунки для фишек хорошо ставить пепельницы, и преферансную разметку на сукне они сделали сами – тоже удобно, можно писать мелками, без мешающей игре обычной бумаженции и вечно ломающихся карандашей.

Когда расселись и Дмитрий Иванович с наслаждением вскрыл лежавшую по центру стола новую колоду, Федоров снял трубку телефона на маленьком приставном столике и спросил:

– Чай, кофе? И по капельке?

Слесаренко пожал плечами, и Федоров сказал в трубку:

– Мы на месте. Подавай.

Условились играть по новому рублю. Слесаренко прикинул – недорого; коли «сороковка», то выигрыш-проигрыш будет измеряться несколькими сотнями, если, конечно, эти трое не сделают из него «сладкую булочку» – есть такой термин для лохов, когда трое кончают четвертого, но ему почему-то казалось, что нынче «обдирать» его не станут. Виктор Александрович усмехнулся про себя и принял первую раздачу.

Пришли пять старших пик, туз треф и бубновый марьяж с подкреплением. «Чистых семь, – решил Слесаренко, – заодно и проверим». Сдавал Юрий Иванович, Федоров спасовал, Виктор Александрович «разанул» и после паса Дмитрия Николаевича поднял прикуп. Пришла ненужная червушка и маленькая бубна к прикрытому марьяжу, и Слесаренко подумал было о восьми, но решил не дергаться и заказал семь пик.

Завистовал Дмитрий Николаевич, Федоров пасанул, и они выложили карты на стол – решили играть в открытую. Виктор Александрович первым делом отыскал глазами в федоровском рас ют аде бубнового туза – голый, у напарника третий валет, можно было заказывать восемь. Дмитрий Николаевич поднял глаза от стола.

– Ваших восемь, у нас два виста. Согласны?

– Согласен, – сказал Слесаренко и положил карты.

– С почином, – улыбнулся Федоров.

В дверь постучали, пришел некто лет пятидесяти в сером деловом костюме, с подносом в руках, опустил поднос на столик с телефоном, поклонился и вышел.

– Ну что, разгонную? – Федоров взял с подноса темную пузатую бутылку, вытащил пробку и понюхал сначала ее, потом горлышко. – Приемлемо.

«Сороковку» кончили за час, удивительно быстро, карта шла всем по очереди, Слесаренко сыграл два мизера и ни разу не залетел; Федоров тоже удачно мизернулся и взял однажды чистых десять; вдвоем они выиграли рублей по триста – Федоров чуть больше, он чуть меньше, – а те, другие, заплатили поровну. Сыграли быстро еще и потому, что почти не шлепали картами: слушали «объяв», говорили «столько-то» и складывали карты, и раздавали снова. В игре партнеров ощущался хороший профессионализм, но не было привычного для «ленинградки» игрового давления, и Виктору Александровичу не раз померещилось, что соперники вежливо «отпускают» его, сохраняя тем не менее достойную приличных игроков маржу на проигрыше, дабы не подумал, что «ложатся» под начальника. (А может, просто карта шла – случается ведь и такое). В этот час они выпили по глотку за каждый мизер, коньяк был мягким, с запахом винограда; от чая Виктор Александрович отказался – все-таки ночь, надо будет когда-то и спать, попросил минералки и выдул за игрой два бокала и теперь ощущал, деликатно говоря, определенное неудобство.