Антонио Редол - Яма слепых. Белая стена. Рассказы

Привлекает внимание третья, заключительная, часть романа «Яма слепых», названная автором «Абсурдные времена». Она характерна новым для творчества Редола использованием элементов фантастики в подчеркнуто реалистическом повествовании. Но абсурдность ситуации, когда мертвый Диого в Башне ветров ведет споры о судьбах страны и рода Релвасов с призраками отца и деда, — лишь кажущаяся и чисто внешняя по отношению к предшествующим событиям. Фантастика в романе не противостоит реалистическому изображению жизни, а органически вытекает из него. Выразительная аллегорическая форма необходима писателю, чтобы рассказать о финале некогда всесильного клана. Набальзамированное тело Диого Релваса рассыпается в пыль от порыва свежего ветра, влетевшего в окно, разбитое загулявшим сельским котом. Гак бесславно и гротескно кончается история «полупомещика, полубога», десятилетиями державшего в кулаке тысячи людей. А оставшийся в живых внук Диого Релваса в конце книги произносит фразу, вобравшую в себя судьбу всех португальских релвасов: «Между нами, старина, мы все мертвы».

Элементы фантастики, гротеска, аллегории появились в «Яме слепых» Редола не случайно. С середины нашего века они широко распространились в некоторых близких португальцам литературах, в частности латиноамериканских, вылившись в представительное течение так называемого «магического реализма», мастерами которого стали Астуриас, Карпенгьер, Гарсиа Маркес и другие авторы и которого не чуждался любимый Редолом бразилец Жоржи Амаду. В заключительной, написанной позже, части своего триптиха «Яма слепых» португальский прозаик отразил новые веяния в мировой романистике.

Последний, изданный при жизни писателя роман «Белая стена» своими героями, временем и местом действия, развертывающегося в провинции Рибатежо и в родном городе Редола Вила-Франка, во многом является продолжением «Ямы слепых». Его главный персонаж Зе Мигел, по прозвищу «Зе Богач», внук Антонио Шестипалого, слуги и конюха Диого Релваса, становится одной из очередных жертв могущественного помещичьего клана. Однако он отнюдь не борец за народное дело, а отступник и предатель, «выбившийся в люди» на темных махинациях и контрабанде в годы второй мировой войны, когда португальская олигархия обогащалась за счет истекавшей кровью Европы. Зе Мигел, подобно легендарному герою «Ямы слепых», — тоже сильная и незаурядная личность, показанная автором в развитии, на протяжении всей жизни. Но его трагедия в том, что он оказался между двумя лагерями: с одной стороны — «хозяева жизни», возглавляемые внуком рибатежанского магната Руем Диого Релвасом, решившим «наказать» слишком строптивого прислужника; с другой — бывшие товарищи Зе Мигела, его честная трудовая семья, и прежде всего его двоюродный брат, подпольщик-революционер Педро Лоуренсо. История Зе Мигела, поведанная автором с широким использованием современной повествовательной техники, интроспекции и ретроспекции, — это трагическая история нравственного вырождения и отчуждения человека, безуспешно пытавшегося порвать свои социальные и классовые корни. Многозначителен финал романа, который, как и все творчество писателя-коммуниста, показывает уже открывавшуюся перед страной революционную перспективу: после драматической развязки последней строки книги рисуют сцену встречи двух незнакомых людей на улицах городка, бывшего свидетелем бесславной «карьеры» Зе Мигела. По описанию нетрудно понять, что это действуют бойцы антифашистского Сопротивления.

Творческая траектория Антонио Алвеса Редола от программного романа «Полольщики» до ярких реалистических полотен, образующих своеобразную, глубоко национальную «сагу о Релвасах», — это путь неуклонного восхождения к высотам художественного мастерства и познанию мира в свете передовых идей своего времени. Как писатель Алвеса Редол вышел на простор общенационального и международного признания. И если сверхзадача подлинного писателя, кудесника слова, состоит в том, чтобы наводить мосты между своей эпохой и будущими поколениями, то португалец Антони Алвеса Редол честно и достойно выполнил свою миссию.

К кладбищу Алдебаран похоронная процессия двигалась вопреки желанию Диого Релваса. Не все усопшие достойны одинакового погребения, и это именно так, как бы горько ни было от того живым. Перед смертью не все равны, нет не все. Ни перед смертью, ни перед богом, будьте уверены. Если конечно, Бог не дремлет.

Земля, на которой находилось кладбище, а также деревня и все прочее, что было вокруг этой деревни, принадлежало Диого Релвасу. И здесь командовал он, только он, и он об этом напоминать дочери не намерен. Место зятю на кладбище напоминать дочери не намерен. Место зятю на кладбище определено: зять должен быть погребен в одном из семейных склепов, в том, где лежат породнившиеся с Релвасами женщины, их дети и мужья, некоторые из которых, кстати, мужчинами были разве что с виду. В землю под открытым небом Релвасы захоранивали тех, кто заслуживал того отданным земле трудом. Это была дедовская традиция, и Диого Релвас нарушать ее не собирался, ведь именно дедовские традиции он защищал с пятнадцати лет, защищал грудью, в одиночку, сжав зубы. В этом он готов поклясться хоть сейчас.

Диого Релвас знал, что обязан победить, и, не сбрасывая врагов со счета, твердо стоял на земле, по которой ходил. Должен был твердо стоять, очень твердо, отрекаясь от всего, что может желать молодой человек, когда ему нет нужды беспокоиться о куске хлеба! На его долю выпало немало тяжелых и горьких минут, он глотал слезы, не давая им навернуться на глаза, с того самого дня, когда Мануэл Фанданго принес на себе в поместье изувеченное тело отца, который не проронил ни единого слова жалобы на пороге смерти. Его убила серая кобыла, в бешеном галопе налетевшая вместе с ним на оливковое дерево. Это случилось тринадцатого января в пять двадцать пять вечера.

Стало быть, уже двадцать девять лет, как Диого Релвас глава семьи. И пока он глава семьи, на самом высоком месте кладбища, откуда открывается вид на заливные земли и ленту реки Тежо, с одинаковыми почестями, ни в чем не рознясь, будут продолжать захоранивать и хозяев, и слуг, если, конечно, отданная ими земле жизнь заслуживает того, чтобы земля их укрыла. Эти были равны перед смертью, что верно, то верно, и будут лежать плечом к плечу в вечном покое, укрытые ровным, чуть-чуть возвышающимся слоем земли над местом захоронения и деревянным крестом со сделанной на нем простой надписью, иногда даже более красивой у слуг, чем у хозяев. И пусть живые скажут, справедливо то или нет.