Станислав Лем - Собрание сочинений в 10 томах. Том 5. Рукопись, найденная в ванне. Высокий замок. Маска

Дверь открылась. Вошел высокий, сутулый, худой офицер. Было в нем что-то — что именно, затрудняюсь сказать, — из-за чего он казался штатским человеком, переодетым в мундир. В руках он держал очки и, остановившись за шаг до меня, быстро завертел ими.

— Вы ко мне?

— К господину Прандтлю из Отдела шифров, — ответил я, чуть приподнявшись.

— Это я. Я капитан. Не вставайте, прошу вас. Речь идет о шифрах, да?

Этот слог прозвучал как направленный в меня выстрел.

— Да, господин капитан...

— Можно без званий. Чаю?

— С удовольствием...

Прандтль подошел к маленькой дверце и из высунувшейся оттуда руки принял подносик с двумя уже наполненными стаканами. Поставив его на стол, он надел очки. При этом лицо его, худое и вызывающее, как-то сосредоточилось, все в нем заняло исходные позиции и застыло.

— Что такое шифр? — спросил он. — Что вам об этом известно?

Своим металлическим голосом он словно бил по чему-то твердому.

— Это система знаков, которую при помощи ключа можно перевести на обычный язык.

— Да? А запах розы, к примеру, — шифр это или нет?

— Нет, ведь он не является знаком чего-то еще, а просто самим собой. Если бы он означал что-то другое, то мог бы, в качестве символа, стать частью шифра...

Я отвечал оживленно, довольный тем, что могу продемонстрировать способность к правильному мышлению. Толстый офицер наклонился в мою сторону, так что мундир у него на животе, переполнившись жиром, покрылся складками; казалось, пуговицы вот-вот отлетят. Я, не обращая на него внимания, глядел на Прандтля, который снял очки и снова вертел ими; лицо его приняло рассеянный вид.

— А как, по-вашему: роза пахнет просто так или с определенной целью?

— Ну... она может заманивать запахом пчел, которые ее опыляют...

Он кивнул.

— Так. Перейдем к обобщениям. Глаз превращает луч в нервный шифр, а мозг расшифровывает его как свет. Но сам луч? Не взялся же он ниоткуда. Его послала лампа или звезда. Информация об этом содержится в его структуре. Можно ее прочитать...

— Где же тут шифр? — перебил я. — Ни звезда, ни лампа ничего не пытаются скрыть, тоща как шифр скрывает свое содержание от непосвященных.

— Да?

— Но это же очевидно! Все дело в намерениях отправителя информации.

Я замолчал и протянул руку за чаем. В нем плавала муха; минуту назад ее там наверняка не было. Неужели ее бросил толстяк? Я посмотрел на него. Он ковырял в носу. Я выловил муху ложечкой и бросил на блюдце. Раздался стук. Я дотронулся до нее. Она была из дутого металла.

— В намерениях? — сказал Прандтль. Он надел очки. Толстяк — беседуя со своим наставником, я старался не упускать и его из виду, — посапывая, рылся в карманах, а его лицо приобретало все более помятый вид. Шея спереди походила на воздушный шар. Он вызывал настоящее омерзение.

— Вот луч, — продолжал Прандтль. — Его послала какая-то звезда. Какая? Большая илн маленькая? Горячая илн холодная? Какова ее история, ее будущее? Можно ли об этом узнать по ее излучению? .

— Можно, обладая необходимыми знаниями.

— А знания — что это такое?

— Что такое?

— Ключ. Так ведь?

— Ну... — я помедлил с ответом. — Излучение — все же не шифр.

— Нет?

— Нет, потому что никто не укрыл в нем этой информации... впрочем, так мы придем к выводу, что шифром является все.

— И будем правы. Все, решительно все является шифром — или камуфляжем. Вы тоже.

— Это шутка?

— Нет. Это правда.

— Я — шифр?

— Да. Или камуфляж. Говоря точнее, дело выглядит так: всякий шифр является маской, камуфляжем, но не всякая маска является шифром.

— Ну, шифр, это еще куда ни шло... — сказал я, осторожно подбирая слова. — Вы, безусловно, имеете в виду наследственность, те крохотные подобия нас самих, которые мы носим в каждой капельке тела, чтобы метить ими потомство... но камуфляж? Что... что я имею с ним общего?

— Вы? Простите, — возразил Прандтль, — но это не мое дело. Ваше дело решаю не я. Это меня не касается.

Он подошел к дверце в стене. Из руки, которая в ней появилась, должно быть, женской — я заметил лакированные красные ногти, — он взял' бумажную ленту и протянул ее мне.

«Угроза обходного маневра — тчк, — читал я, — подкрепления направлять в сектор VII — 19431 — тчк — за квартирмейстера седьмой оперативной группы дипл полк Ганцмирст — тчк».

Отложив ленту в сторону, я поднял голову и чуть наклонился вперед. В стакане плавала вторая муха. Должно быть, толстяк бросил ее туда, пока я читал. Я посмотрел на него. Он зевал. Выглядело это так, словно он агонизировал с разинутым ртом.

— Что это? — спросил Прандтль. Его голос донесся до меня откуда-то издалека. Я очнулся.

— Какая-то расшифрованная депеша.

— Нет. Это шифр, который еще предстоит разгадать.

— Но ведь это какое-то тайное сообщение!

— Нет, — он опять покачал головой. — Маскировка шифров под видом невинных сведений, наподобие личных писем или стихов, давно устарела. Каждая сторона пытается сегодня убедить другую в том, что ее послание не зашифровано. Понимаете?

— Отчасти...

— Теперь я покажу вам тот же текст, пропущенный через «ДЕШ» — так мы называем нашу машину.

Он опять подошел к дверце, вырвал из белых пальцев ленту и вернулся к столу.

«Инпеклансибилистическая баремисозитура ментосится, чтобы канцепудрийствовать неоткочивратипосмейную амб-рендафигиантюрель», — прочитал я и взглянул на него, не скрывая удивления.

— И это вы называете расшифровкой?

Он снисходительно улыбнулся.

— Это второй этап, — пояснил он. — Шифр сконструирован так, чтобы при расшифровке получился сплошной вздор. Это должно было окончательно убедить нас в том, что первоначальное содержание депеши не было шифром, то есть ее смысл лежит на поверхности и именно таков, каким кажется.

— А на самом деле? — подхватил я.

Он сделал движение головой.

— Сейчас увидите. Я принесу текст, пропущенный через машину еще раз.

Бумажная лента сплыла с ладони в квадратном оконце. Что-то красное сновало там, в глубине. Прандтль закрыл собою отверстие. Я взял ленту, которую он мне протянул, — она была теплой, не знаю уж, от прикосновения человека или машины.

«Абруптивно канцелировать дервишей относящих барби-мушиные снулообухи через целеративный тюрьманск рекомендуется проницательность».

Таким был этот текст. Я встряхнул головой.

— И что же вы будете с этим делать?

— Тут кончается работа машины и начинается наша. Кру-ух!! — крикнул он.

— Ну-у-у? — застонал вырванный из оцепенения толстяк. Затуманенными, словно покрытыми пленкой глазами он уставился в Прандтля, а тот отрывисто произнес:

— Канцелировать!

— Не-е-е-е, — заблеял фальцетом толстяк.

— Дервишей!

— Бу-у-у! Д-е-е-е!

— Относящих!