Станислав Лем - Собрание сочинений в 10 томах. Том 5. Рукопись, найденная в ванне. Высокий замок. Маска

— Простите, — прервал я его, — уж не хотите ли вы сказать, что вместо одного стратегического или мобилизационного плана существует их множество?

— Да! Именно так! Вы поняли меня превосходно. Превосходно, скажу я вам...

— Допустим... но ведь должен же быть один настоящий, то есть тот, согласно которому, в случае, если уж до этого дойдет, если понадобится...

Я не докончил, пораженный переменой, произошедшей в его лице. Он смотрел на меня так, точно я мгновение ока превратился в какое-то чудовище.

— Вы так... полагаете? — прохрипел он. Он моргал ресницами, трепыхавшимися в золотых рамках очков словно засохшие мотыльки.

— Неважно, — произнес я медленно. — Допустим, все обстоит так, как вы говорите. Хорошо... только... какое мне до этого дело?! И — простите — какую это имеет связь с моей Миссией?

— С какой Миссией?

Он улыбался покорно, тревожно и приторно.

— С Особой Миссией, которую поручил мне... но ведь я говорил вам об этом в самом начале, верно?., которую поручил мне главнокомандующий, комендерал Кашенблейд...

— Кашен...?

— Ну да, Кашенблейд — не будете же вы утверждать, что не знаете имени своего командующего?

Он закрыл глаза. Когда он открыл их, на его лице лежала тень.

— Извините... — прошептал он, — разрешите, я покину вас на минутку? Один момент и...

— Нет, — твердо возразил я, а так как он уже вставал, мягко, но решительно взял его за плечо. — Мне очень жаль... но вы никуда не пойдете, пока мы не закончим то, что должны закончить. Я пришел за инструкцией и хотел бы ее получить.

Губы у старичка задрожали.

— Но... но... милостивый государь... как прикажете понимать это... этот...

— Причина и следствие, — сухо произнес я. — Прошу назвать мне задание, цель и содержание операции!

Он побледнел.

— Я слушаю!

Он молчал.

— Зачем вы рассказывали мне о множестве планов? А? Кто вам велел это делать? Не желаете отвечать? Очень хорошо. Время у нас есть. Я могу подождать.

Он сплетал и расплетал трясущиеся руки.

— Итак, вам нечего мне сказать? Спрашиваю в последний раз!

Он опустил голову.

— Что вы... что вы делаете? — крикнул я, хватая его за плечи.

Его лицо переменилось в одну минуту — синее, отекшее, страшное. Выпучив глаза, он впился губами в камень перстня на безымянном пальце. Что-то тихонько треснуло — словно металлический штифт ударился о металл, — и я почувствовал, как его напрягшиеся мышцы расслабляются у меня в руках. Секунда — и я держал в объятиях труп. Я отпустил его — он тяжело осел на пол, застывший, с совершенно бескровными губами, золотая дужка очков сползла, а вместе с ней — младенчески розовая, просвечивающая под сединой лысинка, и открылась прядь совершенно черных волос... Я стоял, вслушиваясь в громкий стук собственного сердца, — над мертвецом. Глаза метались по сверкающей комнате. Куда бежать? В любую минуту кто-нибудь может войти и застать меня с трупом человека, занимавшего ответственный пост... какой, собственно? Старший... старший — что?.. Шифрант? Подслушник? Не все ли равно! Я бросился к двери и посреди зала остановился. Пройду ли? Меня узнают. Второй раз не получится, это уже невозможно! Как объяснить? Как из этого выпутаться?

Я вернулся, поднял с пола мертвое тело, парик сполз — как старец вдруг помолодел после смерти! — я старательно натянул парик обратно, сдерживая непроизвольную дрожь, вызванную прикосновением к остывающему телу, и, ухватив его под мышки — нога волочились по полу, — спиной попятился к двери. Скажу, что ему вдруг стало нехорошо, — уловка, конечно, дика'я, однако не хуже и не лучше других. Плохо дело... плохо... вот уж влип...

Комната, в которой я разговаривал с ним перед тем, была пуста. Из нее можно было выйти двумя дверьми — одна вела в приемную, другая, должно быть, в коридор. Я усадил его за столом в кресле, он провалился в него, я попробовал исправить позу, но так было еще хуже, левая рука болталась, свисая с подлокотника; я бросил его и выбежал через вторую дверь. Будь что будет!

Время, похоже, было обеденное — офицеры, служащие, секретарши, все толпились у лифтов. Я присоединился к самому большому скоплению. И через минуту уже спускался вниз — лишь бы подальше от этого проклятого места, лишь бы подальше...

Обед был довольно скромный: картофельный суп с гренками, жаркое, довольно мочалистое, жидкий компот и чай, черный как деготь, но безвкусный. Никто не спрашивал денег и не выписывал счет. За столами, на счастье, не разговаривали. Даже хорошего аппетита никто никому не желал. Зато повсюду разгадывали ребусы, логогрифы, кроссворды, мнемонки и алгоритмы. Чтобы не выделяться, я начал что-то царапать карандашом на отыскавшемся в кармане клочке бумага. Три четверти часа спустя, пробравшись через толпу у выхода, я вернулся в коридор. Большие лифты поглощали группы спешивших на работу служащих. С каждой минутой становилось все безлюднее — надо было и мне куда-то идти. Я вошел в лифт одним из последних. Я даже не заметил, на каком этаже остановилась кабина. Коридор, как и все остальные, был без окон. Два ряда белых дверей до поворота, за которым — я знал — тянулись новые ряды. Свет молочных шаров переливался в эмалированных табличках: 76 947, 76 948, 76 950...

Я остановился. Этот номер... этот номер...

Я стоял неподвижно. Коридор пока что был пуст. Каким образом, блуждая вслепую, я вернулся как раз сюда? Он лежал — если его до сих пор не нашли — за этими дверьми, уткнувшись лбом в стол, с вдавленными в лицо золотыми проволочками очков...

Кто-то уже шея сюда. Я не мог так стоять. Величайшим усилием подавил в себе желание броситься в бегство. Из-за поворота показался высокий офицер без фуражки. Я хотел уступить ему дорогу, но он шел прямо ко мне. Загадочная, неуверенная улыбка появилась на его смуглом лице.

— Простите... — приглушенным голосом произнес он в трех шагах от меня, — не угодно пройти вот сюда?

Он показал рукой на следующую дверь.

— Не понимаю, — ответил я так же тихо, — это, должно быть... какая-то ошибка.

— О, нет... нет... безусловно нет... прошу покорнейше...

Он уже открыл дверь и ждал меня. Я сделал шаг, второй — и очутился в светло-желтом кабинете. Кроме стола с несколькими телефонами да стульев тут ничего не было. Я стоял у самой двери. Он тихо, старательно закрыл ее и прошел мимо меня.

— Располагайтесь, прошу вас...

— Вы знаете, кто я? — спросил я медленно.

Он кивнул головой, славно бы кланяясь.

— Да, знаю... пожалуйста. — Он пододвинул мне стул.

— Не знаю, о чем мы стали бы говорить.

— О, разумеется, я вас понимаю, и все же постарайтесь сделать все, чтобы сохранить абсолютную тайну.

— Тайну? О чем вы?

Я все еще стоял. Он придвинулся ко мне так близко, что я почти чувствовал тепло его дыхания. Его глаза впились в мои, ускользнули, вернулись.