Олег Якубов - Кабак

Теперь есть. После ухода Натальи Николаевны я вспомнил про своего родственника Алексея. Он младший брат мужа моей сестры. Как это называется, шурин, деверь, или как еще — не знаю, хрен их разберет, эти древние словечки. Да это и не важно. Лешка — моя находка, мой спасательный круг. Знаю я его с детства.

Однажды, я еще был студентом театрального училища, мы халтурили на новогодних елках. Для нас новогодние праздники — настоящий, как мы говаривали, сенокос. Зарабатывали так, что потом надолго хватало. Поскольку ни ростом, ни статью я не вышел, мне досталась роль Бармалея, тоже неплохо востребованный на новогодних спектаклях персонаж. В клубе, то ли Госплана, то ли Госснаба, для детей сотрудников была елка. Подарки для детишек наших шишек приготовили особые. Поговаривали, правда шепотком, что даже на Кремлевской елке — попроще. Мне, как артисту, выделили один билет с корешком «Подарок». Сестра уговорила взять на праздник Лешку, он тогда в первый класс пошел. После спектакля артисты разгримировались, и в «красном уголке», приспособленном под гримерку, славно отметили Новый год. До того славно, что про малыша я забыл.

Вышли из клуба. «Снегурочка» достала из сумки бутылку: «Мальчики, я вам посошковую захватила». Под восторженные восклицания пустили бутылку по кругу. Это меня и спасло. Пока мы продолжали бесшабашное веселье, из клуба выскочила вахтерша.

— Бусурмане, кто мальца забыл?! — заорала она как оглашенная.

Отреагировали все, кроме меня — в тот момент как раз бутылка была в моих руках. Устроили перекличку, выяснилось, что никакого мальца с нами не было. Тут «Снегурочка» и говорит:

— А по-моему, с тобой, Бармалей, какой-то мальчик был, он еще с узелком на ботинке мучился, я его потому и запомнила, хорошенький такой.

Мгновенно все вспомнив, холодея от ужаса, я ринулся в клуб. На вахте сидел Алеша. Спокойный, невозмутимый, читал «Мурзилку».

— Что ж ты молчал? — задал ему идиотский вопрос, схватил за руку, и мы помчались домой. Родственники встретили меня ледяным молчанием, хлопотали над Алешей, снимали с него шубку, развязывали пресловутые узелки на шнурках.

Я неоднократно пытался сгладить свою оплошность — мне правда было стыдно. Изъявлял желание отвести Алешеньку в зоопарк, цирк, ТЮЗ. Все мои чистые помыслы вызывали у родни лишь саркастическую усмешку: больше мне его не доверяли.

От сестры я время от времени узнавал новости из жизни этого спокойного мальчика. Он с золотой медалью окончил школу, поступил в «Менделеевку». Не проучился и первого семестра, что-то случилось у него с сердцем. В состоянии клинической смерти паренька привезли в «Склиф». Вшили кардиостимулятор. Из «Менделеевки» студента Алексея Беляева отчислили, выяснилось, что в химическом вузе не могут учиться люди с сердечными заболеваниями. Леша воспринял известие с присущим ему стоическим спокойствием, на следующий год поступил в Плехановский. Получил красный диплом. Работал референтом по экономическим вопросам в крупной фирме. Развивая бизнес, хозяйка фирмы, жена известного артиста эстрады, открыла ресторан. Леша стал директором. Параллельно занимался на высших курсах, где обучался ресторанному делу. Одним словом, стал профессионалом в этой области.

Оставшись без директора, я вспомнил о нем. Мы давно не виделись. Из нескладного юноши он превратился в худощавого молодого мужчину, когда стал задавать мне вопросы по поводу моего ресторана, мне показалось, что говорит на иностранном языке — я почти ничего не понимал. На мое предложение поработать вместе ответил вежливым отказом. Я напомнил ему о родственных связях, о том, что семья превыше всего. При этом, кажется, покраснел, родственником я был, для него, по крайней мере, весьма относительным. И тут он неожиданно согласился.

— Тебя действительно выручать надо, — сделал он совершенно справедливый вывод. — Как я понимаю, бардак у тебя там немыслимый. Только условие — работаю не больше года. Ты не подумай, что я бахвалюсь, но у меня теперь несколько иные масштабы, чем твое, ну, скажем так, скромное заведение.

С собой Алексей привел двух поваров и кладовщицу. Через месяц полностью поменял меню. Я был в ужасе — у нас появились блюда с заоблачными, как мне казалось, ценами. «Что он творит?» — со страхом думал я, но дав обещание не вмешиваться в его действия, молчал. Как ни странно, именно эти дорогущие блюда стали пользоваться наибольшим спросом. Теперь во время бизнесланча у нас был аншлаг, пришлось приглашать на работу новых официантов.

Меня в свое время поучали. Первый год работы любого ресторана — не показатель, люди идут на новизну. Вот если ресторан продержится второй год, тогда он будет работать долго. Так произошло и у нас. Первый год был приличным, потом мы все глубже и глубже погружались в трясину безденежья. Чему я своим незнанием и неумением, как теперь понимаю, в немалой степени способствовал. Если бы не Алексей, потонули бы — точно.

Утром зашел позавтракать. До открытия ресторана было еще минут пять. Вижу странную, точнее — необычную картину. Уборщица не шаркает шваброй — полы уже вымыты до блеска, заглянул на кухню — работа идет полным ходом, столы в залах сервированы, официанты тоже на месте. У входа Алексей Анатольевич (называют его только по имени-отчеству. Директор!) сурово, но спокойно, не повышая голоса, отчитывает опоздавшую официантку, вечную прогульщицу и лентяйку:

— Мариночка, солнышко, иди домой, сегодня смену пропустишь, а другой раз явишься вовремя.

— Пробки, Алексей Анатольевич, — ноет Марина.

— Врешь ты все, Мариночка, какие пробки, ты живешь за углом отсюда. Так что пробки у тебя в голове.

Один раз и я попал в «прогульщики». Поехал на киностудию, проторчал там весь день. Когда появился, Алексей хмуро заметил:

— Куда ты исчез, ты же — шеф, тебя должны видеть каждый день. Видеть и бояться.

— Ну, уж прямо и бояться…

— Именно. Или ты рассчитываешь на сознательность. — произнес наставительно. — Сознательных в ресторане нет, и быть не может. Можно наладить добросовестную работу, но не более. И потом, прошу тебя, дядя (когда мы одни, он теперь так ко мне обращается), перестань есть так быстро, как будто за твоей тарелкой свора голодных собак наблюдает. Во-вторых, это вредно, в третьих, некрасиво.

— А что во-первых?

— А во-первых, ты в своем ресторане не ешь, ты — дегустируешь.

— Виски и коньяк — тоже? — ухмыльнулся я.

— Всенепременно. Или ты считаешь наших барменов святыми? Они работают аккуратно только тогда, когда находятся под контролем. Попробуй отвернись…

К его советам я прислушался. Но все отчетливее понимал, что играю роль свадебного генерала. Алексей тщательно мне подыгрывал. Не упускал возможности, когда рядом находился кто-нибудь из персонала, по любому пустяку спрашивать: