Леонид Гиршович - Суббота навсегда
- Название:Суббота навсегда
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Чистый лист
- Год:2001
- Город:Санкт-Петербург
- ISBN:5-901528-02-6
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Леонид Гиршович - Суббота навсегда краткое содержание
Еще трудно определить место этой книги в будущей литературной иерархии. Роман словно рожден из себя самого, в русской литературе ему, пожалуй, нет аналогов — тем больше оснований прочить его на первые роли. Во всяком случае, внимание критики и читательский успех «Субботе навсегда» предсказать нетрудно.
Суббота навсегда - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
Паша потребовал подзорную трубу (рабы помчались метеором и принесли ее) и долго, не отрываясь, в нее смотрел.
— Испанец, — проговорил он глухо. — Иди, кизляр, катись на восьми своих ножищах и приведи его. Вокруг картины выставить охрану!
— Уже исполнено, повелитель, — попытался оттяпать себе немножко благоволения гайдуцкий арамбаша. И — оттяпал.
— Хорошо, — сказал паша.
— А теперь долой с глаз моих! — вдруг закричал он.
Кроме Осмина, еще раньше убежавшего на восьми лапках, все пали на лицо, кто — носом, кто — щекой, кто — губой, а арамбаша ткнулся лбом. Ай да арамбаша, ай да сукин сын, немножко да оттяпал!
Жемчужные поганки попятились поскорей с монарших глаз.
Бельмонте узнал Осмина, хотя видел его только раз — и здесь читатель вправе переспросить « только?! ». Осмина и впрямь забыть мудрено, кто хоть раз видал его, кизляра-ага Великого моря — «в беспробудном мраке, на многовековой глубине залегло чудище, не ведающее своих границ за отсутствием глаз» — тот будет помнить его всегда-всегда.
Между ними происходит следующий разговор. Бельмонте напевает:
Если мы найдем подругу
Всех милее и верней,
Сладко нежным поцелуям
Предаваясь, мы ликуем, —
Утешайся, счастье пей.
Тра-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-лера,
Тра-ла-ла-ла-ла, ла-ла-ла-ла.
— По-настоящему, тебя бы следовало облить маслом и посадить на кол за твое безрассудство!..
Осмин кричит издалека тонким голоском, подойти к Бельмонте он может только, поправ ногами — «осьмью ножищами» — физиономию паши, даром, что вблизи она обернулась разноцветными каракулями.
Бельмонте невозмутимо трет тряпкой меловую крошку — так протирают запотевшее стекло: потрут круговыми движениями, посмотрят, снова потрут. При этом он поет:
Но чтоб верность сохранила,
Под замком ей надо жить.
Ведь охочи все резвушки
Вслед гоняться каждой мушке
И винцо чужое пить.
— То, что затеял ты — и где! под самыми окнами сераля — противно истинному учению!..
Стоя на коленях, Бельмонте продолжает свое занятие с величайшим усердием — на Осмина он даже не взглянул.
— Ты не думаешь, надеюсь, отразить тоненьким железным прутиком эти могучие секиры, из которых каждая была обагрена кровью уже тысячи раз, — Осмин указал на сопровождавший его отряд янычар во главе с поручиком. Те тоже не решались ступить на крашенный мелками булыжник, тоже топтались в отдалении. — На твое счастье, всевластный властелин, имя которого написано иголками в уголках наших глаз, милосерден…
Осмин даже охрип, крича на ветру, а нахал пел себе с самым невозмутимым ВИДОМ:
А когда луна засветит,
Друг, усердней примечай.
Кабальерчик тут гуляет,
Поворкует, повздыхает, —
И уж, верность, ах, прощай!
Тра-ла-ла…
Тра-ла-ла.
— Да оглох ты, что ли? Ты знаешь, кто с тобой говорит… — он поперхнулся. Тогда янычарский поручик подобрал с земли камешек и неуверенно запустил им в певца — к стыду своему, не попав. На это Бельмонте обмотал резинкой средний и указательный пальцы, прицелился — и вот уже поручик остолбенело проводит ладонью по лбу. Потом смотрит: ладонь в крови… Пуля оцарапала ему висок.
— Идиот, а если б ты попал ему в глаз? — кричит Осмин.
— Он первый начал.
Осмин понял, что попался, что глоткой здесь не возьмешь. Ничего другого не оставалось, как, наступив на задники своих турецких нравов, влезть в те тапки, которые ему предлагали хозяева.
— Эй, это ты, друг, все нарисовал?
— Э?
— Говорю, это ты, друг, все нарисовал?
— Да, это я, друг, все нарисовал.
— Ну вот видишь. Как тебя зовут?
— Э?
— Как тебе зовут?
— А тебя?
— Я Осмин Свирепый, а кто ты?
— Я мышка-норушка.
— Серьезно…
— Куда как серьезно — я рою нору в твой гарем, ты разве не видишь?
— Селим-паша, правитель Басры, выразил готовность принять тебя. Это великая честь — а ты: «Мышка-норушка».
— А зачем было кидаться?
— Он же не в тебя.
— Не в меня… не сумел — вот и не в меня. Видел я вашу расстрельную команду в Кувейте. Первый залп — мимо. Второй залп — те трое, что привязаны к столбам, — подранки. На третий раз только вроде бы повисли — и то не уверен, что замертво… Честь имею представиться, Бельмонте. Изучал живопись, ваяние и зодчество. Прибыл в Басру — говорят, здесь не знают, кто такие Гирландайо, Буонинсенья, Поллайоло, Беллини, Рибейра, Веласкес… О, живопись! Ты небо на земле!
(Это всего лишь сполох — сколок — отзвук давеча игравшегося «Liebe, du Himmel auf Erden!», из оперетки Легара «Паганини». А эхо доносит из другого эона: — Ах, как в Михайловском Самосуд делал «Желтую кофту», — с ностальгическим вздохом в свой черед. На веранде же, постепенно погружающейся в сумерки, голоса, смех: Меир из Шавли ходил, оказывается, на балет… ну, зогтэр… «Заколдованные гуськи».)
— Селим-паша — да продлится век его во имя всех праведных! — увидал с башни…
— Это где флаг? — перебил Бельмонте, снимавший как раз резинку с «рогатки» — Осмину показалось, что он уже на глазок прикидывает расстояние до флага.
— Селим-паша желает подробнее расспросить тебя о твоем искусстве. Поторопись.
На башне
Papageno.Aber wenn ich sie gesehen habe, hernach muß ich sterben?
Zweiter Priester (macht eine zweideutige Pantomime) .
До сих пор Бельмонте помещался как бы внутри круга, куда нечистой силе путь заказан. Он вышел за пределы хранившего его священного изображения, но и тогда, какой бы яростью ни пылало сердце Осмина, как ни сверкали бы все восемь ножей, не говоря уж о поручике с выпученными глазами и царапиной на лбу, неприкосновенность Бельмонте была гарантирована: чрезвычайный и полномочный посол Великой Живописи — разумейте, языци.
И вообще толстые привыкли задыхаться. Они задыхаются по любому случаю: при ходьбе, от переедания, от ярости, в которую они впадают с чрезвычайной легкостью. В итоге они быстро улетают на Луну, но все же вкусить от ярости своей успевают, и не в одних только фантазиях, к коим покамест прилепился Осмин, как муха к липучке… О, как ненавидел он Бельмонте! О, как расправлялся он с Бельмонте, который безмятежно-парящей походкой шел в шаге от него, а следом — хор янычар, не такой чтобы уж и ликующий.
«Кабальерчик, да? Ну, подожди».
Дворцовая стража разомкнула копья, из которых каждое уже, может быть, тоже тысячи раз было обагрено кровью, — и они вошли внутрь. Заминка вышла с «железным прутиком»… так и видишь: а навстречу им выходит Заминка с железным прутиком в руках. Отстегнуть его потребовали от Бельмонте личные телохранители паши — четыре брата с мордами кандидатов в российские президенты, спаянные между собой не только отцовским семенем, но и собственным, которым они спаивали друг дружку. Двойная спайка.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: