Ольга Покровская - Проба памяти

Илона захихикала.

-- Это ты к чему?

-- Да к тому, что не страшные мы, - сказал Максим. - Или ты все больше страшных наблюдала?

-- Всяких крокодилов, - сказала Илона. - Ты и сам небось в душе такой крокодил.

-- Обижаешь, - сказал Максим, надувшись. - Разве я похож? Я это, можно сказать... рыцарь... вон, сумку твою спасаю. А ты: крокодил, крокодил...

Так, не торопясь и разговаривая, они двигались туда, куда шла Илона, и Максим с каким-то неприятным удивлением отмечал, что идут они в ту самую сторону, куда его послали, и куда ему так не хотелось. Совершено не хотелось. Вот прошли родную школу, пропади она пропадом. Вот обогнули то место, где раньше стояла пятиэтажка, в которой ребенком жил Сергей Кириллович, а теперь на ее месте высился длинный многоэтажный зуб, а вокруг, в кучах мусора и разбросанных труб, раскинулся дикий марсианский пейзаж - бугры красной глины, воронки и впадины. Только лунных кратеров недостает. Пари держу, что это надолго... Вот пристройка - бывший НИИ без опознавательных знаков, теперь на ней две вывески - "Фитнесс-клуб" и "Зал игральных автоматов". Культура в массы, подумал Максим. Он уже с ужасом предугадывал, что они вот-вот повернут к бывшему Борькиному дому, но они все же свернули в сторону, мимо передвижной колбасной лавочки, к замшелой девятиэтажке, заросшей деревьями выше крыши, и Максим немного успокоился. Подошли к подъезду. У подъезда было сыро, и пахло плесенью.

-- Воон там я живу, - манерно сказала Илона, неестественно выгнутой тоненькой ручкой показывая вверх, то ли на пятый, то ли на шестой этаж. - Воон... сейчас приду, лягу, отойду малость... в себя приду после таких приключений...

-- И меня не пожалеешь? - спросил Максим укоризненно. - Ты-то вот придешь в себя, а я? Неужели прогонишь защитника?

-- Ага, - сказала Илона, кивая головой с сильно преувеличенной амплитудой. - Прогоню. Я такая... - она сочувственно вздохнула.

-- Примета плохая, - сказал Максим, вступая в игру. - В другой раз некому заступиться будет, одну оставят.

-- Я в другой раз осторожная буду, - протянула Илона. - И соседка у меня строгая, суровая... жестких правил вообще женщина, - произнося эти слова, она все ломалась и извивалась, как лиана. Максим долго и насмешливо взывал к ее чувству благодарности, говорил, что пострадал в процессе защиты девушки (то есть Илоны), что она должна, просто обязана, залечить его раны и залатать дырки (попутно он осматривал и ощупывал себя в поисках тяжелых ран и повреждений в одежде). Ран не обнаружилось, а вот порванный рукав неожиданно нашелся, причем Максим даже не мог вспомнить, когда это он его порвал. Не исключено, что рукав и раньше был порван, а Валя недоглядела.

Таким образом, предлог, чтобы подняться в квартиру, был естественно найден. Вот так, думал Максим, мысленно адресуясь к жене, следила бы хорошо за мужем, так и не было бы повода обращаться к другим. Сама виновата.

-- У тебя ж, небось, и вода горячая есть? - спросил он Илону на лестнице, где было темно, и пахло мусоропроводом и кошками.

-- Еесть...- протянула Илона.

-- Вот видишь. А у меня вот отключили.

Максим врал. Горячая вода у него была, но никогда не мешает усилить момент.

-- Проходи, - сказала Илона, открыв не особенно солидную, в нескольких местах побитую дверь. - Эээй! - крикнула она в глубину квартиры. - Есть кто живой?

В лучах вспыхнувшей в коридоре лампочки возникла худенькая черноволосая девушка, смуглая, с крючковатым носиком и действительно угрюмым выражением лица.

-- Что кричишь? - спросила она. - Гостей приводишь? Ну-ну. Есть все равно нечего, не надейся. И он пусть не надеется, - она пронзительными глазами уставилась на Максима. - Даже хлеба нет. Был ка-мам-бер, - она подчеркнуто разделила слово на слога. - Но я его съела. Я как будто так и знала, Илона Юрьевна, что вы приведете какого-нибудь нахлебника.

-- Это не нахлебник, - протянула Илона, сбрасывая туфли и ничуть не удивляясь приему. Видно было, что между девушками существовал какой-то особый язык, непонятным посторонним. - Это спасиитель... Его зовут Максим. Он спас мою сумку. Максим, это Катя...

-- А много там было, в твое сумке? - хмыкнула Катя, пожав плечами. - Спас пять копеек, а убытку от него будет на пять рублей.

-- Там был паспорт! - сказала Илона возмущенно. - Вот свистнули бы паспорт, что бы я стала делать? Трахали бы меня все менты в округе, в рамках борьбы с терроризмом, а кто-нибудь на мой паспорт взял бы кредит на квартиру... - она жалобно, преувеличенно жалобно всхлипнула. - Ты такая нечувствительная, прям я не знаю!..

-- Я не нахлебник, - подтвердил Максим, почувствовав, что его походная форма одежды оказывает неблагоприятное впечатление. - Я вовсе даже наоборот. Для таких прекрасных девушек я вовсе даже кормилец и поилец.

-- И спонсор? - иронически спросила Катя.

-- Это по обстоятельствам, - сказал Максим.

-- Все слова, - отчеканила Катя, снова уставив на Максима пронзительные, неподвижные глаза. - Пришел же вот с пустыми руками. Кормильцы не приходят с пустыми руками. Принес бы девушкам... принес бы вот французского вина.

Илона издалека кинула в Катю снятой туфлей, но не попала.

- Не обижай моего спасителя! - воскликнула она обиженно. - Был бы твой спаситель, так ты б его уже облизывала, и во все места целовала, а как мой спаситель, так ты его обижаешь, злая, противная...

-- Это сейчас, - охотно согласился Максим. - Вино сейчас будет. Про все места мы потом поговорим...

Уже спускаясь по лестнице, он сообразил, что ему следовало хотя бы для виду спросить, где находится ближайшая точка. Хотя он вполне мог представиться и местным жителем. Не зря же он оказался у метро.

Все окружные точки он мог бы найти с закрытыми глазами. Ближайшая была внизу, под горкой, мимо сберкассы, которая одна во всей округе сохранилась в неприкосновенности. Дойдя до двери магазина, Максим остановился покурить. Он курил и посматривал то на крышу Марининого дома, видную из-за деревьев, утюгом срезавшую нижнюю часть гаснущего неба, то на серую легковушку с кривой надписью по пыли, выведенной пальцем: "Помой меня, я вся чешуся". Видимо, надпись была совершенно свежая, а в Маринин дом он, судя по всему, сегодня не попадет. Вечер был теплый, невдалеке противно дымилась урна, а к магазину, пока Максим гадал, где сегодня закончится его день, неспешной походкой подошли двое мужчин. Один был в джинсах и китайской футболке, другой - в летней рубашке и светлых брюках. Оба чем-то возмущались.

-- Нет, ну ты подумай, - сказал другому тот, что был в джинсах. - А я в этом ларьке еще филе щуки взял. Я надеюсь, филе щуки-то они подделывать еще не научились?

И оба, поднявшись по невысоким ступенькам, решительно вошли в магазин. Максим, придя к выводу, что предупрежден о характере заведения, выбросил сигарету и зашел следом. Мужчины уже пререкались с кем-то в подсобке, а за прилавком стояла девушка в безобразном нейлоновом переднике и частично медитировала, частично внимала нудному нытью какого-то грязноватого гражданина. Пахло почему-то стиральным порошком, хотя никакой химии среди товаров не было. Максим стал внимательно осматривать полки. Скоро ему стало ясно, что профиль магазина - это дешевая выпивка и такая ж дешевая закуска. И еще стало ясно, что никакого французского вина здесь, конечно же, не найдешь. И достойной его еды тоже. Были: селедка, селедка, крашеная под горбушу, сушеный кальмар, сухарики и чипсы сортов десяти. Слава богу, были конфеты. Максим решил, что надо взять большую коробку "Рафаэло" - наверняка провинциальным студенткам это покажется шикарным - и большую бутылку розового Мартини (он внутренне содрогнулся, бросив взгляд на ядовитую емкость, но ничего ближе к заявленному требованию на полках не было. Не отравятся, по крайней мере, этой синтетикой. Не брать же им ликер "Рябинушка"... В таком ларьке даже "Три пиявки" выглядят подозрительно...) Да, литр соку. Любого. Нет, лучше апельсинового... И лучше два литра... А вот себе... И Максим погрузился в долгое и мучительное изучение водочных этикеток. Тут лучше не ошибаться... как саперу... Лучше у продавщицы спросить... Максим мельком посмотрел на продавщицу. Нет, лучше не спрашивать.... Тут он обнаружил, что грязноватый гражданин все еще стоит перед прилавком и канючит, не переставая.