Игорь Журавель - Психушка (сборник малой прозы)

Лет пять назад некому чудаку, представителю городской власти, взбрела в голову мысль выложить центральную улицу города желтым кирпичом. Сказано — сделано. Но на этом он не остановился. Следующим распоряжением было продлить улицу в обе стороны, да так, чтобы пересекала она весь город. Деньги на строительство дороги выделены были немалые, городским бюджетом здесь не обошлось. Власть имущий чудак человеком был небедным, а идея в голову ему засела крепко. И пошло строительство форсированными темпами в несколько смен. Дома на намеченном пути сносились, что естественно вызывало протесты. Но длились они недолго, домовладельцам быстро разъясняли, что командуют парадом здесь вовсе не они, и легко от них откупались. Так дорога пресекла весь город, и продолжала, согласно планам по будущему смещению городской черты, становиться все длиннее и длиннее и за его пределами. Пока в один прекрасный весенний день полоумного организатора строительства не приложили в подворотне по голове кирпичом. Не желтым, обычным. И насмерть.

И вот однажды весной, ровно в полдень, я вышел на дорогу из желтого кирпича и уверенно зашагал на восток. Где-то там, в конце недостроенной дороги, недавно построили воскресную школу, и я был переполнен решимости туда попасть.

И я медленно, но уверенно, шагал своей цели, ничто и никто не могло меня остановить. Даже сумасшедшая баба из секты христопродавцев. Кто не знает — это такая секта, члены которой делают статуэтки, изображающие Иисуса Христа, и живут за счет торговле оными. Так вот, эта сектантка едва не проломила мне череп чугунной статуэткой Господа нашего, на редкость неудачно выполненной, стоит сказать. Но у меня всегда была хорошая реакция, так что все обошлось.

В основном же приключений не было. Я шел неспешно, вертя головой по сторонам. Пейзаж по мере отдаления от центра и приближения к окраине менялся. Золотые купола церквей и стоэтажные башни торговых центров сменялись неказистыми домиками с соломенными крышами. Попадалось все меньше “кадиллаков” и “роллс-ройсов”, они сменялись запряженными лошадьми каретами, а затем и повозками на воловьей тяге. В конце концов, я достиг окраины города и вошел в лес. Кроме того складывалось впечатление, что я вхожу в другой климатический пояс. Становилось все теплее и теплее, в конце концов я сбросил большую часть тяжелой верхней одежды и почувствовал себя с непривычки просто таки раком, сбросившим панцирь. Но в любом случае, это было значительно лучше, чем мерзнуть.

Последним, встреченным мной оплотом урбанистической цивилизации был киоск на опушке. Впрочем, в нем ничего не продавалось. Я сначала не поверил: казалось бы, зачем нужен вообще киоск, в котором ничего не продается? Но после того, как я спросил у продавца “что у Вас есть?”, а тот ответил “ничего”, я в этом окончательно убедился.

Минуя леса и поля, три дня шагал я по дороге, ночуя на обочине и питаясь плодами периодически попадающихся на пути фруктовых деревьев. На четвертый день я подошел к воротам, ведущим на территорию воскресной школы. В нескольких метрах от ограждающего школьные земли забора я обнаружил придорожную закусочную. Это было весьма кстати — мне изрядно хотелось выпить.

Я вошел, приметил единственное свободное место у стойки и, заняв его, заказал стаканчик рома.

— Как идут дела у школы? — Поинтересовался я у бармена, принимая из его рук стакан и делая добрый глоток.

— Учащихся все больше, — с довольной улыбкой ответил бармен. — А, соответственно, растет и моя клиентура.

Спокойно допить не удалось. Пришлось уступить место типу, передвигающемуся при помощи костылей. Хорошо, что я вовремя его заметил. Здесь на этот счет строгие правила. Если не уступаешь место человеку, у которого проблемы с ногами, тебя отправляют в школу хороших манер. Прослушав там курс лекций, ты впредь всегда уступаешь место хромым. Кроме того, если рядом оказываются слепые, ты вынужден уступить им свои глаза.

Я допиваю стоя, расплачиваюсь с барменом и покидаю помещение. Я продолжаю свой путь, минуя толпу, собравшуюся вокруг холма.

На холме стоит человек с пистолетом в руке, почитающийся местными за пророка. Он хочет застрелиться, а его почитатели протестуют. Много лет этот человек смиренно терпел поклонение своей персоне. Ему не давали покоя, падали перед ним на колени, хватали руками, молили о спасении души. И вот, однажды кто-то из фанатиков в порыве религиозного экстаза оторвал ему ухо. Это переполнило чашу терпения.

— Ну, как же я буду жить без уха?!! — Кричит несчастный.

— Не покидай нас, мессия! — Ревет толпа.

Но у меня нет времени наблюдать это безумие. Не за горами то время, когда я буду мирно засыпать под шум дождя, а утром обнаружу, что начался новый Всемирный Потоп. И пока этого не произошло, я должен успеть добраться до воскресной школы. Там учат воскресать.

Полина Ивановна проснулась от холода, как обычно. С годами ноги из-за ухудшенного кровообращения мерзли все больше и больше. Семьдесят шесть лет — возраст весьма немалый. А ведь она и в молодости-то была теплолюбивой. Полина Ивановна медленно, покряхтывая, приняла положение сидя. Затем, сделав над собой усилие, поднялась на ноги и натянула халат. “Эх, затопить бы печь”, — мечтательно подумала старуха. Печь у нее в доме вот уж лет тридцать как заложили, так с ходу даже и не вспомнишь, где именно она была. Полина Ивановна вышла в смежную комнату, служившую также и столовой, взяла со стола графин с самогоном и плеснула себе в стакан. Выпив залпом, она содрогнулась, шумно выдохнула и замерла с закрытыми глазами, наслаждаясь полученным зарядом бодрости. Сонливость как рукой сняло. Большинство стариков по тем или иным причинам встает рано. Полина Ивановна вот, к примеру, исключительно из-за холода. Налив себе еще полстакана, она щелкнула пультом, включая телевизор, присела на кровать и, периодически прихлебывая и глядя вполглаза мультфильм про покемонов, принялась прикидывать планы на текущий день. “Хрена делать, — думала Полина Ивановна, — в поликлинику надо идти, как старикам и положено. Можно, конечно, в брачное агентство, хохмы ради. Но вот чутье стариковское подсказывает — сегодня в поликлинику”. Расправившись с самогоном, старуха оделась, выключила телевизор и вышла во двор.

— Здорово, Ивановна, — жизнерадостно приветствовал ее из-за забора сосед Никита, — а я вот плазму себе прикупил.

— Хуязму, блядь, — злобно прошипела Полина Ивановна, — семьдесят лет уж скоро, а все шило в жопе!

— Э, нет, не права ты. Полина! У меня ж теперь экран на всю стену! И в кино ходить не надо.