Владимир Дружинин - Тюльпаны, колокола, ветряные мельницы

Что ж, он весьма кстати! Овраг разрывает город как раз посередине на две равные части и вместе с мостами придает ему масштабы вполне столичные.

Местами город не удержался на откосах, сбежал вниз. С моста видны красные крыши Нижнего города, или Грунда, рассеченного кривыми улочками. И где-то за ним, под скалистыми обрывами, в холодном тумане, резвая Петрюсс вливается в Альзетту, а та бежит до границы страны, соединяется с Мозелем. А сюда, в недра столицы, из мягких, лесистых долин врываются ароматы арденнского приволья.

Мост позади, мы в центре столицы. Узкие улицы, узкие, словно спрессованные фасады, скупо отмеренные ленточки панелей. Сразу видно, что мы в старой сердцевине города, распиравшей крепостные стены. Небольшие квадратные площади. На одной — белые, точно накрахмаленные палатки рынка. Пучки спаржи, сельдерея, местный виноград.

Ревут, бьются о стены, распугивают голубей зовы медных труб. Продавцы покидают прилавки и высыпают на улицу. Прохожие застывают на месте. Зрелище, впрочем, традиционное, — то караульная гвардейская рота в желточной форме войск НАТО марширует к замку великого герцога.

Замок, заложенный четыреста лет назад, запоминается своим высоким остроконечным двускатным фронтоном. И он крепко зажат в городской теснине. Зеленоватая стеклянная призма универмага — в стиле супермодерн — выглядит тут пришельцем из некой фантастической страны будущего.

От улицы отбегает переулок, ныряет под арку. Над головой узорчатый фонарь, угловой балкон с готической вязью — «Мир волле бливе ват мир зинд», что в переводе с «летцебургеш» означает — «Хотим остаться такими, какие мы есть».

Где же новостройки столицы? Где ее современные жилые кварталы? Их не видно. Это город без рабочих районов, почти без фабричных труб. Не здесь сверкают зимние молнии плавки. Поэтому столица почти не растет. А наш путь ведет все дальше в прошлое.

Да, Нижний город, кажется, еще старше. Это средневековый лабиринт, притихший у подножия темных, утесов, под бойницами фортов. Редко покажется прохожий, редко мелькнет машина, обдав бензином лепного угодника в нише. Рядом с вывеской «кока-кола» — латинская надпись, высеченная на сером камне. Это древнеримское надгробие, вмурованное в стену для вящей прочности.

Сдается, я побывал уже в трех городах, не выходя за пределы столицы. А впереди казематы и крепость.

Казематы — это глубокие подземелья, пробитые в скале, общей длиной в двадцать три километра. Прежде тут хранили порох, ядра, теперь почти половину катакомб занимают бочки с вином. От них по всем коридорам идет пьяный дух. Он обвевает «Беспокойного Пьера» — странную каменную фигуру, лежащую в пещере. Кого изобразил безымянный ваятель — неизвестно. Голова приподнята, глаза лукаво прищурены, следят за кем-то… На каменном ложе теплятся свечки. К «Беспокойному Пьеру» приходят обманутые женщины, втыкают в свечи иголки, лучинки, чтобы в сердце мучителя вонзилась боль. Пьер уж позаботится!

Море вина, запертое в бочках, и оплывающие свечи, каменный чудотворец… Право, неисчерпаемы неожиданности этой удивительной столицы!

Теперь — на земную поверхность и ввысь, в крепость. Дорога лепится по кромке обрыва, — справа желваки скал, увенчанные циклопической кладкой фортов, слева пропасть, верхушки деревьев. Строителям надо было лишь дополнить природу, чтобы создать эту твердыню, прозванную Северным Гибралтаром.

Дорога ныряет в туннель или в ворота, прорезанные в пузатой башне. Путеводитель интригует нас, называя башни по именам: вот — Близнецы, а там — Три Колоса. Стены штурмует плющ, во двориках бастионов форменная лесная чаща. То посланцы Арденнского леса явились сюда, чтобы заполнить крепость, затопить мирной зеленью. Однако Северный Гибралтар и сегодня внушает почтение. Откуда же у малютки Люксембурга такие великанские доспехи? Он не добивался их. Гербы на фортах чужие — испанские, французские, австрийские, прусские.

Они словно похваляются военной удачей, трофеями, пленными, эти надменные гербы завоевателей. А что хотят поведать вон те руины на утесе, над самой Альзеттой?

Наверно, здесь мы получим ответы на многие, очень многие вопросы. Нам открывается история города и страны — бурная и трагичная, как у всех маленьких народов. История говорит нам…

Впрочем, нет, — послушаем, сначала легенду.

Отцом люксембуржцев был витязь Зигфрид, а матерью — русалка Мелузина.

Сидела она на скале над рекой Альзеттой и занималась обычным русалочьим делом — расчесывала себе волосы. Тут и попался ей на глаза могучий охотник Зигфрид.

Умна была Мелузина — вмиг юркнула в воду. Куда Зигфриду жену с рыбьим хвостом, да еще бесприданницу! Позвала на помощь тайные силы, и в одну ночь возник среди леса замок. Потом обернулась русалка красавицей девицей и вышла к своему суженому из ворот чертога.

И поселились они там вместе, народили детей. Во всем была Мелузина покорна мужу, но раз в неделю она уходила из замка на целый день неизвестно куда. Следить за собой запрещала.

Долго крепился Зигфрид, но наконец не вытерпел, пошел за женой. Спустился к реке и вскрикнул, увидев Мелузину в облике русалки. Испугалась и она. Вскочила, побежала, скала расступилась и приняла Мелузину.

Не погибла она. Нет! Время от времени выходит она из скалы то в виде женщины, то в виде мудрой змеи с золотым ключом во рту.

Кто поцелует красотку или отнимет ключ у змеи, тот освободит Мелузину от чар и получит в награду все сокровища, какие есть в стране.

В каменном своем плену Мелузина вышивает. Один стежок в год… Мелузина не спешит. Если избавитель не явится и она закончит свое вышиванье, тогда будет худо. Весь город провалится в земные недра.

Такова легенда.

Конечно, историк разнесет ее вдребезги. Мелузина для него — попросту персонаж фольклора. Речные нимфы, как известно, состояли в пантеоне древних римлян. Да и здесь, у кельтского племени тревиров, речные божества тоже, верно, пользовались почетом. А Зигфрид, могучий Зигфрид, сын кузнеца, рыцарь с волшебным мечом — герой эпоса германцев.

Вот и все, что осталось от легенды. Одно верно: происхождение люксембуржцев смешанное, кельтско-германское. Еще в те стародавние времена им выпал жребий жить на земле порубежной, на стыке народов.

Жребий суровый…

Тревиры, их язык, обычаи растворились в нашествии германцев, извечно ломившихся с запада. В 963 году на берег Альзетты явился Зигфрид — тезка легендарного витязя, немецкий рыцарь. Он застал здесь лесную глушь да голую скалу с остатками римской сторожевой башни. Окрестные жители прозвали ее «Люцилинбурхук», что значит по-древнегермански «Маленькая крепость».