Натан Дубовицкий - Ультранормальность. Гештальт-роман

Что есть слова? Слова – вероятностные структуры, отделяющие нас от реальности. Nomen est omen. Ведь мы, по сути, нигде не соприкасаемся с реальностью. Куртка отделяет нас от непогоды, кастрюля, приправы, плита отделяют наш желудок от пищи, картина или фотография отделяют нас от изначального объекта. Мы даже не ходим, а левитируем, – Горчаков топнул несколько раз ногой по полу. – Электромагнетизм отделяет нас от поверхности, по которой мы ходим. Мы чувствуем не давление пола на ступню, а силу отталкивания электронов.

Мне предстоит затронуть лишь главное, так как мы ограничены временем. Multa paucis. Слова – главный посредник между нами и реальностью. И мы не можем познавать реальность, не вовлекая в этот процесс слова. А поскольку слова специфичны, окрашены и семантически нагружены, мы не можем воспринимать реальность как есть. Через слова к нам в голову входит чужая воля, которая выкручивает некоторые лампочки наших нейронов, а некоторые ввинчивает. И наше зрение, таким образом, становится калиброванным.

Применяя функцию Бейеса к вероятностному значению слов, мы убеждаемся, что любое значение знака. а слово это знак. имеет пик, сходящий по краям подобно холму к минимуму значений и, в конечном счете, переходит в сингулярность, так называемые «хвостовые значения», вероятность которых для слушающего минимальна. Например, «собака». Пик значения какой?

В зале послышалось гудение. Один, потом еще двое подняли руки.

– Да?

– Животное?

– Совершенно верно. Пиковое значение слова «собака» – это животное. С хвостом, мокрым носом. Еще?

– Значок в Интернете!

– Эробас, правильно. Еще?

– Созвездие.

– Созвездие? Уточните, пожалуйста.

– Ну там, Большой Пес. Созвездие такое. И китайский календарь к тому же.

– Начальник может быть собакой! – выпалил еще кто-то из зала.

Раздался дружный смех. Горчаков одобряюще кивнул.

– Хорошо, с пиковыми значениями разобрались. Теперь с хвостовыми, – Горчаков пересел поудобнее. – Может ли означать слово «собака» электричку?

После непродолжительного молчания, он сам же и ответил на свой вопрос:

– Футбольные фанаты так называют электрички. А может ли словом «собака» называть деталь замка или механизма оружия? Смотрите, даже человека можно назвать собакой и, как вы уже сказали, в уничижительном смысле, «начальник – собака», и в возвышающем. Преданный, как собака. А «преданный» – и как человек, который предан, и как человек, которого предали. Другими словами, мы уходит в область маловероятностных значений, где, при значительной доле случайности и специфичности любое слово может означать абсолютно любое понятие, даже прямо противоположное пиковым значениям.

Так появляются эвфемизмы – перемещением маловероятностных значений из хвоста функции в ее пик. Мы говорим «ликвидация» в значении «убийство», и уже забыли, что прежним пиковым значением было «liquidus» – жидкий, текучий, переходящий из одной формы в другую, способный к капитализации. Или мы говорим слово «свобода», забыв, что оно произошло от греческого слова «схолэ», откуда такие слова как «школа», «схоластика». Нельзя находиться в поле свободы, не имея за собой школы, потому что школа это свобода. Потому там на площадях свободой не занимаются. Там производят протест и практикуют массовый ритуал. Свободой занимаемся мы, тут.

Но использование боевых мантр в стратегиях, особенно политических, это расхожий modus operandi. Мы же говорим о настоящем будущем для нашей страны, потому нам никак нельзя впадать транс и увещевать себя подобными заклинаниями. Там, где используются слова, мы имеем дело с заговором и заколдованностью. И мы не можем выйти за их пределы. Но можем так сменить парадигму, чтобы дать альтернативный язык. И мне известны некоторые люди и проекты, которые сейчас, пока мы тут собираемся, воплощают этот план!

В кабинете Столетова накануне новогодних отпусков всегда царил порядок: бумаги собраны в папки и хранились в шкафах, канцелярские принадлежности и гаджеты убраны по ящикам стола, задернуты занавески. Картина серебряного века в стиле авангарда, фотография жены и двух дочерей, правительственные благодарности, фото с Драконом, вырезанный из редких пород дерева герб страны находились в строгой геометрии относительно друг друга и как бы символически переговаривались через все помещение кабинета.

Он нажал кнопку коммуникатора.

– Света, где эти господа?

– Поднимаются, Александр Григорьевич.

Гости не заставили себя долго ждать. Сперва в помещение без стука вошел полноватый член совета безопасности и бывший министр внутренних дел Максим Короленко, а следом Андрей Зубцов, вице-премьер. Без лишних церемоний они расселись вокруг рабочего стола Столетова и приняли расслабленные позы, хотя именно сейчас особых поводов расслабляться не было.

– Лёжки за границей уже себе приготовили? – уточнил насмешливо Столетов.

– Не до шуток, Александр Григорьевич, – печально ответил Зубцов. – Вы видели что на Манежной творится? Самые массовые митинги после нулевых. И это серьезно. Антиправительственное движение будет только расширяться. Нам надо принимать какие-то меры.

– А вы что думаете? – обратился Столетов к Короленко.

Один из немногих членов Совбеза, близких к группе Столетова, всегда имел репутацию сдержанного и осторожного деятеля. За это он и лишился в двадцать первом поста министра. Сейчас же он проявлял ту же предусмотрительность в оценках, и выражалась это в неторопливых осторожных жестах, с помощью которых он как бы вел внутренний диалог с самим собой.

– Знаете, тут нужна некоторая деликатность. – наконец произнес он. – Силу протеста нельзя переоценивать так же, как и силу массовой инертности в целом по стране.

Столетов скривился в ухмылке, а потом произнес:

– Господа, я консультировался с разными людьми по поводу этого дела, а ответ неожиданно нашел в учебники физике за пятый класс. Ну вы знаете, у меня младшая дочь в пятом классе. Подходит вчера вечером, просит, реши, мол, задачку. И вот смотрю в учебник и понимаю главную угрозу для страны. Неожиданно так.

– Слушайте, Аркадий Григорьевич, это романтично все, конечно, – вмешался Зубцов, – но система больше не работает. А если в систему проникают новые знаки, которые она не может ассимилировать, это будет означать только ее крах. Митинги вот как раз этот знак. Здоровый такой значище нам всем. Мол, уходить пора. Мы не можем контролировать этот протест, и он сожрет все, что в стране понастроено, потому что на знак нет никакого значения и ответа.

– Тогда это просто вопрос ассимиляции!

– Мы пробовали, – добавил Короленко. – Выступали с заявлением.

– Слышал я что вы там заявляли. Требование разойтись это не заявление, – ответил ему Зубцов. А потом повернулся к Столетову: – Как же это можно ассимилировать-то?