Натан Дубовицкий - Ультранормальность. Гештальт-роман

– Флуктуация, – произнес Столетов.

Повисла некоторая пауза.

– Смотрите сами, – пояснил он. – Город как большой автомат работал в должном режиме. Но вот в какой-то момент куча народу отказывается выполнять свои социально-экономические функции и сваливает себя подобно отходам огромными кучами в разных местах города. Инфраструктура такую нагрузку не выдерживает: мостовые все разворотили, машинам и общественному транспорту не проехать, собственно мусор не вывозится, правопорядок соблюдать не удается, больные и раненые не лечатся. Но мы говорим: «Нормально. Это флуктуация». Как в физике. Случайные отклонения от среднего значения физических величин. Квантовомеханический эффект нашей политики после Дракона. И все всё правильно поймут – угрозу назвали. Пусть протестуют там себе пока ноги не отморозят: они и сами уже будут знать, что они лишь флуктуация, и их миссия конечна по чисто физическим причинам, не зависящим ни от лозунгов, ни от желаний.

Короленко широко улубнулся. «Флу-кту-ация» – произнес он по слогам малознакомое слово сам для себя, словно пробуя слово языком, на вкус, раскладывая на деликатные составляющие. Страшный блатант протеста неожиданно в его голове превратился в короткую линейную функцию.

– А вы хороши, – добавил Зубцов.

Столетов пожал плечами.

Погромы уже более ста лет не считались русской национальной забавой. Поэтому, когда Федора разбудили крики, звуки разбитого стекла, вопли пострадавших и приказной тон, льющийся из полицейского матюгальника, стало очевидно, что страна сменила цивилизационную парадигму. В каком-нибудь Лондоне погромы – часть народного хобби, игра по правилам. Все застраховано, иди и круши, собственник получит возмещение убытков. Экономика и законодательство работают и после отставок правительства. Наш бунт, бессмысленный и беспощадный, отменяет не только правительство, но и экономику, и даже человечность.

Стрельцов, открыв глаза, еще некоторое время лежал, укутавшись в спальник, и до конца не верил, что звуки эти часть реального мира, а не сновиденческого. Хотя по поводу снов, что он видел секунду назад, тоже было бы о чем поговорить со стариной Зигмундом.

Звуки же доносились из-под окон. Проспект Свободы, который еще вчера казался тихим спальным районом, превратился в поле битвы между политически неустойчивыми активистами, новогиреевскими палаточными торговцами и полицией, все больше теряющей управляемость и превращающейся в еще одно бандформирование.

От окна его отделяла большая кровать с выломанными в спинке рейками, на которой спал Денис. Этого не волновал ни шум, ни грохот. Разборки между водителями такси, не поделившими с утра места стоянок, с применением травматов, а то и боевого оружия тут не казалось чем-то экзотическим. А крики продавцов, зазывающих в дни кризиса покупателей, и подавно.

Федор слегка толкнул Дениса в плечо. Тот перевернулся на другой бок, протяжно произнеся: «Я не храпел».

– Очнись, что-то происходит!

Мешков открыл сперва один глаз, затем другой, и после продолжительного колебания привстал с кровати на локтях и буднично-безучастно глянул в окно.

– Ну и что?

– Кажется, там сейчас ларьки громят.

Денис отер один глаз одной рукой, потом перевалился с локтя на локоть, отер другой глаз – другой.

– Позавчера тоже громили. И что?

– Не безопасно.

– Они сюда ничего не докинут. Четвертый этаж же!

Стрельцов повернулся. Возле его спального мешка стоял табурет, а на нем джинсы, футболка, свитер – вещи, что он носил, и которые уже давно стоило постирать. Он стащил с него футболку, надел задом наперед, потом переодел, вылез из спальника и на цыпочках, поскольку пол оказался поутру холодным, направился в ванную.

– Надо из города сваливать, – крикнул он уже оттуда.

– С ума что ли сошел? Куда сваливать?

– У моего старшего брата есть дом в области. Он живет и тренируется в Лондоне, и дом стоит пустой. Можно там отсидеться.

– Тренируется?

– Да, он параолимпиец. А тут никаких условий для тренировок нету. А погромы вон, ты посмотри что делается. До выборов все разнесут, и нас еще замочат. Потом никто даже не хватится. А за кольцом спокойно. Там не бесчинствуют, если что. Можем отсидеться пару месяцев. Я отца вывезу. Матери твоей есть куда залечь?

Мешков неохотно слез с кровати, оделся и прошел на кухню. Окно на кухне оказалось треснутым. Видимо, что-то сюда все-таки долетало. Теперь понятно, откуда был тот шум ночью, который разбудил их ненадолго в три часа.

– Дача есть в трехстах километрах. Я ей скажу, чтобы туда ехала.

Мешков поставил кипятиться чайник, а сам направился во вторую комнату, где на столе продолжал стоять пустой гроб, которым он имитировал свою собственную смерть.

– А дом-то где? – уточнил он. – Только, ради Бога, скажи, что на курском направлении!

– На чернорусском, – донеслось из ванной.

– Ну, конечно же!

Самый дальний вокзал от дома Мешкова. И ехать через центр, где еще вчера начался самый настоящий зомби-апокалипсис.

Когда Стрельцов вышел из ванной, умывшись на скорую руку, чай уже вскипел. Его место перед умывальником сразу же занял Денис. Тот засел в комнате надолго, Федор успел уже разлить воду по чашкам, насыпать заварки и положить по две ложки сахара. Он и отпил треть кружки, прежде чем Мешков показался на кухне.

Погромы на площади у торговых центров прекратились, переместившись куда-то по Зеленому проспекту в сторону Перово. Можно было воспользоваться метро, чтобы добраться до вокзала, но из-за возгораний на нескольких подстанциях часть линий не работала, ток отключали веерно, с интервалами до пяти часов, сложно сказать какие из линий метро работали, а какие нет.

– Если бы сейчас Ленин вылез бы из Мавзолея, он бы распорядился захватывать твиттеры, фейсбуки, инстаграммы. – меланхолично произнес Денис после того, как подхватил свою кружку и уставился на вид из окна, больше напоминающий мамаево побоище, чем спальный район столицы.

Федор грустно рассмеялся. В этот момент его тревожили совсем другие мысли.

Он взял трубку стационарного телефона, прикрепленного над кухонным столом, и набрал домашний номер. Тональный набор отгудел прежде, чем Стрельцов понял, что номер отключен. Крупнейшая телефонная сеть «Большой брат» престала работать еще вчера. Свой собственный смартфон он зарыл между гаражами, пока бежал от Елены и ее друзей.

– Переживаешь за брата и отца? – прозорливо догадался Денис.

– Даже не знаю, что делать.

– Наверняка они уже выбрались из города.

Хотелось верить.

Наспех позавтракав холодными бутербродами с маслом, они выдвинулись в сторону метро. К тому времени стало уже очевидно, что толпа не вернется, и продавцы складывали в кучу уничтоженные палатки, побитый товар, сломанные прилавки, и разводили из них большой костер, окончательно перечеркивая показатели микроэкономики. Чуть поодаль один из радикалов в кожаной куртке «Ярусский» выблевывал из себя остатки жидкости, которую он хлебнул из бутылки. Что водку для укрепления боевого духа, что коктейли Молотова подвозили в закрытых коробках без этикеток. Можно легко перепутать, так и происходило.