Герман Садулаев - Иван Ауслендер: роман на пальмовых листьях

Последние фразы Иван Борисович стал произносить уже вслух, и Виктория нехорошо на него косилась. Они шли по тёплому Петербургу, по тёплому Литейному проспекту, в удивительном декабре. Было так тепло, что не было даже луж, лужи высохли, и впору было зазеленеть новой траве, только солнца не хватало, потому что даже при самой тёплой зиме в Петербурге всё равно темно, день короткий, и солнца не успеваешь увидеть. И что вообще можно ещё успеть.

Иван Борисович подумал о том, что он мало о чём может думать, кроме того что до срока его госпитализации остался всего месяц с небольшим.

Михаил Константинович Жилин был практический человек. Трудно сказать наверняка, что привело его на Восточный факультет. Азию он любил, но в меру. Бросить всё и улететь жить на Гоа, или в Тибет, или во Вьетнам – такая ересь Жилину и в голову не могла прийти. А ведь были на факультете романтические девочки и мальчики. Про Гоа тогда мало кто слышал. Больше про Рериха. Но Жилин не был таким. Так, как Жилин любил Восток, можно было любить Восток и в архитектурном институте. Совершенно не обязательно было поступать на Восточный факультет.

Думается, что юноша Михаил выбрал своей специальностью индологию не из романтической наклонности, а из того же своего особенного, фантастического прагматизма. Фантастического не по силе, а по образу. Жилин полагал: Индия большая, скоро выйдет за миллиард, догонит и перегонит Китай. А специалистов по Индии мало. Европа меньше Индии, а изучают Европу все. Когда придёт нужда, специалистов по Англии, Германии, Испании будет перебор. А индологи окажутся в дефиците и высокой цене. Рано или поздно такое может случиться, да. Фантастичность жилинского прагматизма была такова, что пользу он видел правильно, и будущее мыслил логично, но горизонты его провидения далеко превосходили короткий человеческий век, а Жилин этого не замечал.

Михаил Константинович был уроженцем города Петрозаводска, в ту пору – столицы Карельской АССР. Из Карелии он и приехал на учёбу в город Ленинград, как раз перед тем, как Ленинград снова стал Петербургом. Ауслендер жил с родителями, а Жилин, как иногородний студент, – в общежитии. Каждые вторые выходные, отпросившись с субботней физкультуры, Михаил навещал своих родных дома, в Петрозаводске, и отдыхал от неуюта переполненного студенческого общежития. С физкультуры Михаила отпускали, потому что он всё равно был звезда, имел разряд и выступал за сборную университета по волейболу.

Жилин брал плацкартный билет и садился в поезд до Петрозаводска. Времени в пути было достаточно, чтобы поспать и почитать. Погрузившись в вагон вечером в пятницу, субботним днём Михаил был уже дома. В поезде Жилин брал книжку и садился читать у окна. Часто он поднимал голову от страниц и устремлял свой взгляд в мелькающие дали. О чём думал Жилин? Верно, о будущем. О том, как он всё правильно в своей жизни устроит.

Иван Ауслендер и Михаил Жилин во времена учёбы были дружны. Но не настолько, чтобы Иван мог считать Михаила другом, или близким другом, или лучшим другом, тем, что называется по-американски the best friend . По двум причинам. Первая: Иван был местным, а Михаил – иногородним. После занятий Иван отправлялся домой, а Михаил со своими сожителями-соседями отправлялся в общежитие. И по факту его сожители оказывались ближе к нему, потому что куда уж ближе – жили вместе. Вторая причина, более важная, заключалась в том, что Михаил был дружен с каждым. Когда проходили индийский эпос «Махабхарата», Иван внутренне дал Михаилу прозвище ajata shatru . Таков был эпитет одного из героев, Юдхиштхиры. В переводе с классического санскрита это значило: «тот, чей враг не родился».

У Михаила не было врагов, соперников, недоброжелателей. Потому что он был всегда добр, мягок, предупредителен с каждым. Даже оставаться нейтральным по отношению к Жилину было сложно. Жилин был обаятельным молодым человеком. Не столько внешностью, сколько манерами и обхождением. Хотя и с внешностью всё было в порядке: высокий, спортивный, светловолосый, светлоглазый, нос тонкий, профиль римский, губы слегка припухлые, подбородок умеренно волевой. Жилин был похож на ангела. Он и был ангелом, но ангелом прагматического ума. И это правильно. Почему мы думаем, что ангелы должны быть обязательно романтики и не от мира сего? Чтобы здесь, в этом мире, успешно творить добро, нужно обладать земным и практическим разумом. Таков был Жилин! Хотя фантастичность его прагматизма выдавала в нём небесную его природу.

Когда Жилин и Ауслендер завершили свой университетский курс, время было сложное. Ауслендер остался при кафедре, а Жилин не вернулся в Петрозаводск, но уехал в Москву, где у Жилина были родственники. Об индологии Жилину на время пришлось забыть, он погрузился в предпринимательство. Михаил Константинович строил свой бизнес исключительно на связях и хороших отношениях. Кто-то из бывших его одноклассников занимался лесом. Жилин свёл своих давних знакомых из Карелии с новыми знакомыми из Москвы и наладил маленькое лесоторговое дело. Чуть позже Жилин продавал и ставил срубы для модных деревянных коттеджей. Миллионером не стал, но обеспечил стабильную кормовую базу для вскоре образовавшейся у него счастливой голубоглазой йогуртовой семьи. Купил московскую квартиру. Молодым ещё человеком, тридцати с лишним лет, попал, опять же по предложению хороших знакомых, на службу в московскую администрацию и несколько лет просидел в различных кабинетах. Но потом решил вернуться к свободному купеческому житью, а заодно – к индологии. И, выйдя в отставку со службы, учредил компанию «Ганеша» для торговли с Индией.

Ивану Борисовичу Жилин явился в ипостаси ангела, когда Ауслендер был и не у дел, и в подавленном состоянии от неизвестности будущего во многих его смыслах. Жилин не только умел нравиться людям – он умел и понимать людей. Жилин был приятен со всеми, но не каждого выбирал в товарищи для какого-то определённого дела. В Ауслендере он не ошибся. Иван Борисович быстро обучился всему, что требовалось, открыл в Петербурге офис и организовал свою часть работы. Петербургский офис «Ганеши» занимался тем, что принимал грузы, следующие в адрес компании из Индии, в морском порту, организовывал таможенное оформление, внутрипортовую логистику и вывоз до места назначения. С индийцами Ауслендер общался мало, только по поводу оформления документов и выпуска телекс-релиза. Да и то сказать, не очень бы сильно помог Ивану Борисовичу в общении с индийцами его санскрит.

Жилин сам вёл дела с хозяевами индийских фабрик. И тут его знание хинди, бенгали и ещё пары местных языков не то что просто пригодилось, а поставило его на иной, по сравнению с другими, обычными иностранными партнёрами, уровень. Конечно, все деловые индийцы хорошо говорят по-английски. Кажется, что и не надо изучать хинди или телугу. Но это не так. Когда вы понимаете только по-английски, то вы сможете узнать от индийцев только то, что сами индийцы захотят вам рассказать. Вы не поймёте многих скрытых пружин и внутренних механизмов индийской деловой жизни, непереводимого индийского настроения, которое чрезвычайно близко к русскому, но, подвергнувшись двойному переводу – на английский и с английского, становится совершенно непознаваемым. Михаил Константинович говорил с фабрикантами на их языках, на хинди, бенгали и даже на гуджарати, и легко завоевал уважение индийцев и место в их сердцах. Тем более он ведь оставался ангелом – улыбчивым, доброжелательным и любезным. В итоге индийцы отправляли «Ганеше» товар без предоплаты и не настаивали даже на аккредитиве, а вскоре начали сразу выдавать полный комплект коносаментов, и груз поступал в распоряжение Жилина без всяких денег, а рассчитывался Жилин уже после того, как сам продаст товар российским клиентам. Это были хорошие условия, благоприятные. И цена была хороша. И на колебаниях курса валют Жилин терял немного, потому что не злоупотреблял отсрочкой платежа, а сразу по поступлении рублёвых средств конвертировал в валюту и отправлял в Индию.