Сара Уинман - Дивная книга истин

Поднявшись, она подошла к печке, тепло которой вновь растопило слезы. Вот почему она сперва подумала, что ей это мерещится. Но когда она вытерла глаза, расплывчатое оранжевое пятно на столе обрело четкие очертания: тот самый подарок таки дождался подходящего повода.

Она схватила морскую звезду и выбежала из коттеджа через заднюю дверь. Ее фургон и старый мерин исчезли. Но потом она разглядела их вдали – как пятнышко на вершине холма. И это пятнышко не двигалось, словно наблюдало за ней. Или подавало сигнал, как маяк.

Дивния пыталась бежать, но даже быстрая ходьба давалась ей с трудом. Земля раскисла и покрылась лужами после затяжных дождей; под чахлой травой хлюпало болото; она дважды падала, юбка потяжелела от налипшей грязи. А дождь не прекращался и хлестал ее безжалостно, однако она перестала его чувствовать, когда Джек встретил ее поцелуем.

Поехали, сказал он.

Ей навсегда запомнился луч солнца, в тот миг пробившийся сквозь тучи, запомнился вид своей упряжки, предусмотрительно отведенной с дороги за кусты дрока. Джек все предусмотрел в то прекрасное, прекрасное утро, когда они были готовы умчаться к своему горизонту.

Он все предусмотрел. Почти все. Почти.

Потому что, когда они рука об руку приближались к фургону, чудовищная сила внезапно опрокинула их навзничь, как будто выдернув почву из-под ног. При ударе спиной о землю воздух выдавился из легких, и они не смогли даже вскрикнуть. Но они все сразу поняли. Потому что ощутили то же, что и Джимми.

Джек ни за что не оставил бы тело брата в том адском склепе. Он побежал к шахте и вместе с другими уцелевшими занялся разбором завалов. Он помогал доставать горняков и снова спускался под землю, хотя опасные подвижки грунта не прекращались, а густая пыль сделала видимость почти нулевой. Он продолжал поиски, пока не нашел Джимми в самой дальней штольне. Он раскидал камни, вытащил из-под них своего брата и пронес его через тьму к слабому огоньку свечи впереди. Сначала он тащил его на плече, а затем привязал к носилкам и вместе с Джимми поднялся на поверхность. И когда солнечный луч коснулся его лица, Джек услышал – он был уверен, что услышал, – голос брата: слабый звук, который слетел с его губ вместе с последним дыханием, покинувшим раздробленное тело. Джек никому не сказал, что именно он услышал. Но эти слова потом преследовали и терзали его беспрестанно, как будто цепями проклятья сковав его сердце.

Дивния сама готовила Джимми к погребению в светлой мансардной комнате коттеджа. Она обмыла тело, завернула его в саван и положила на глаза две сланцевые пластинки вместо монеток. На шею повязала гирлянду из цветов дрока. Открыла все окна и двери и сидела рядом с ним сутки напролет. Приходили его мать и сестра, приходил священник, а для нее это было как смена траурных приливов и отливов. Она принимала и утешала плачущих незнакомых женщин, которые когда-то делили с ней этого мужчину, а сейчас разделили и горе.

В последний день прощания Дивния знаком попросила всех присутствующих умолкнуть. По комнате пронесся внезапный порыв ветра. Она закрыла окна и двери. Зеркала были завешены, молитвы прочитаны.

Джимми отбыл в мир иной.

Напоследок священник подвел к телу покойного хромую девочку. Согласно поверьям, только что отлетевшая жизнь обладала целительной силой. Кумушки зашептались, а священник взял руку Джимми и приложил ее к увечной ноге девочки. Но Дивния этого уже не видела. Как только сплетни проникли в комнату, она поспешила ее покинуть.

Джек и трое других мужчин надели черные перчатки и понесли гроб. Медленным шагом под непрекращающимся дождем они преодолели три мили от дома до церкви. Женщины плакали, мужчины угрюмо молчали, а юный скрипач испытывал трудности с исполнением похоронной музыки, потому что душа его была полна радости и он предпочитал играть на свадьбах, где все веселятся, поют и танцуют. Дивния не могла оторвать глаз от спины Джека. Дорога впереди уходила через холмы и море за ними к туманному горизонту, и ей очень хотелось знать, совпадают ли их мысли в эту минуту, при виде бесконечных возможностей, внезапно перед ними открывшихся.

Лишь вечером в коттедже, после поминок с чаем, булочками, музыкой и разговорами, после того, как все гости ушли, Дивния получила ответ на этот вопрос. Они сидели перед камином лицом друг к другу. Невысказанные мысли витали над ними, тяжелые и плотные, как торфяной дым.

Потом она села на пол у его ног и положила голову ему на колени. Они были вдвоем. До этого они общались лишь урывками, но теперь, когда все время принадлежало только им, оба чувствовали себя как-то скованно. Она ни разу не взглянула в лицо Джеку, расстегивая его ширинку, а он не пытался ей помешать. Перед камином было жарко, однако все попытки Дивнии разгорячить его не вызвали никакой ответной реакции. В конце концов он остановил ее, взяв за руку.

Я должен уехать, сказал он.

Понимаю, сказала она. Я могу поехать с тобой. Мы можем найти свою любовь под солнцем далеких стран. Ты ведь этого хотел, помнишь? Теперь ничто не помешает нам любить друг друга.

Он ничего не ответил.

Я хочу того же, чего хочешь ты, сказала она. Так было всегда. В тебе – вся моя жизнь.

И снова он ничего не ответил. Потому что, начав говорить, он бы не выдержал и рассказал ей о предсмертном проклятии, которое наслал на них Джимми. И он предпочел промолчать.

Камин зашипел и начал дымить – дрова сочились соком, как слезами. И тогда она обо всем догадалась.

Нам лучше держаться подальше друг от друга, да? – сказала она.

Он встал и направился к двери.

Береги себя, Джек, сказала она ему вслед.

Я вернусь, сказал он.

Когда?

Скоро.

Как скоро?

Когда все забудется.

Я люблю… – начал он после паузы, но она его прервала.

Не смей! Не оскорбляй меня, оставляя эти слова у моей двери. Или сам оставайся здесь вместе с ними, или забирай их с собой.

И он забрал эти слова с собой.

Он открыл засов, ветер пронесся по комнате, и потом все стихло, и стало нечем дышать, и зеркало разом потемнело, как будто этот дом только что постигла еще одна внезапная смерть.

Она все надеялась, что он вот-вот вернется. Сидела у окна и ждала. Прошло две недели, три недели, шесть недель. Лили дожди, наползали туманы, и слякотные ночи стали долгими ночами одиночества. Она выходила в промозглую тьму и выкрикивала его имя, но оно возвращалось к ней вместе с ветром.

В последнюю ночь она отправилась на Лендс-Энд, где не было ничего, кроме тоски, голых камней, обрывков воспоминаний и стонов ветра. Или это были ее собственные стоны? Она снова громко звала Джека, но теперь ветер дул сзади, унося его имя за линию прибрежных утесов, за риф Ганнет и далее над мерцающей черной водой в бесконечность. И Дивния, помимо печали, испытала облегчение. Между тем выкрикнутое ею имя стремительно и свободно, как чайка, летело к судовым огням, перемещавшимся слева направо вдоль горизонта. Оно опустилось на палубу, затем проскользнуло в иллюминатор и достигло ушей спящего человека. На берегу Дивния подняла руку.