Олег Рой - Белый квадрат. Лепесток сакуры

– Потому что ему не может принадлежать бордель? – Спиридонов был всерьез озадачен.

– Потому что он – босатсу, – поправила Акэбоно. – Его слово – это слово божества. А еще у него большое сердце, такое же, как и у вас, мой тигр.

Когда он рассказал Фудзиюки, как его воспринимают в борделе, тот искренне рассмеялся:

– Ну какой из меня босатсу? Я совершенно мирской человек, мое просветление – это белый квадрат татами, не больше. Но лучше быть босатсу в борделе, чем буракумином [30] Низшая каста в Японии, представители которой работали в «грязных» профессиях – мусорщик, уборщик, кожевник, забойщик скота. в Эдо.

Все попытки поблагодарить его Фудзиюки отверг:

– Вы благодарите меня за то, что я делаю глупость и потакаю вам в вашей глупости. Мы с вами, Викторо-сан, два дурака, желающие посадить в сумку Рейдена [31] Божество гроз и молний в Японии. . Вы не знаете этой легенды, и хорошо: все это для них закончилось очень печально.

– Если вы считаете это глупостью, то почему помогаете мне?

Фудзиюки пожал плечами:

– Наверное, потому, что я такой же, как вы, дурак. Если не хуже.

Работы в госпитале было мало; Порт-Артур пал, на севере активных действий не было, и у Спиридонова с Фудзиюки было много времени, чтобы заниматься и дзюудзюцу, и японским. Они много беседовали. Конечно, Спиридонов хотел побольше узнать о Японии. Эта страна и ее народ вызывали у него живейший интерес и, с недавних пор, симпатию, даром что Россия и непосредственно Спиридонов находились с ней в состоянии войны. Как ни странно, Фудзиюки не менее живо интересовался Россией.

– Я почти не знаком с вашей страной, Викторо-сан, – говорил он. – Некогда я полагал, что вы ничем не отличаетесь от других европейцев, и лишь недавно стал понимать, что это не так. Глядя с земли, мы видим луну и солнце. Что мы можем о них сказать? Древние называли их дневным и ночным светилом, то есть приписывали им схожую природу, но наука говорит, что солнце – это шар раскаленного, не перестающего пылать газа, тогда как луна – кусок льда или промерзшего насквозь камня. Так и вы с другими европейскими народами: вы с ними похожи, но вы совершенно разные.

– Не уверен, – возражал Спиридонов. – Мне кажется, между людьми вообще куда больше общего, чем считается. Я смотрю на ваших солдат: они едят и пьют, как наши. Не так давно я видел, как двое играли на щелбаны, будто рязанские новобранцы. Они такие же сбежавшие от нищеты крестьяне. Среди них есть неотесанные мужланы, а есть те, кто на поле врагу перевязывал раны. Человеческая природа везде одна и та же… во всяком случае, между нашими народами разница чисто… хм, внешняя, наверно. Научи вашего крестьянина сеять пшеницу вместо риса – и его от нашего можно будет отличить только по внешности.

– Отчасти вы правы, – улыбался доктор. – Между людьми разницы немного, а вот между народами она есть. Потому и говорим мы на разных языках, и делим всех, как вы сами, на «своих» и «чужих». Незадолго до войны я увлекся было эсперанто…

– Это еще что за зверь? Не слыхал.

– Язык с претензией на международность. Его придумал некий окулист из Варшавы. Я читал его книгу, во французском переводе. В восторженном предисловии некий мсье, увы, запамятовал его фамилию, говорит, что этот язык наконец-то объединит народы Европы в единую семью, положит конец войнам…

– Язык, придуманный польским окулистом? – Спиридонов не выдержал и хохотнул. – Да скорее мотылек крыльями потушит горящую избу.

– Какой красивый образ, – отметил Фудзиюки, – сами придумали?

– Народ придумал, – пожал плечами Спиридонов. – У нас в Вятке такая пословица.

– Вот! – торжественно провозгласил Фудзиюки. – Сами говорите: придумал народ. Есть нечто, что нас объединяет. Что отличает нас от других, похожих на нас. В эсперанто нет пословиц и в принципе быть не может. Потому мечта этого мсье несбыточная. И потому ваше стремление защищать свою землю за тысячу ри от дома мне близко и понятно.

– И что вас так заинтересовало в моем народе? – спросил Спиридонов.

Фудзиюки достал из рукава кусок рисовой бумаги и промокнул со лба пот.

– Я работал с вашими пленными солдатами, – пустился он в объяснения. – Осматривал их, кого надо, того лечил. Вы правы, и наши народы очень похожи, и другой самурай сказал бы, что японский крестьянин ничем не отличается от русского, но это не так. Есть одно отличие, и не только у крестьян: наши самураи тем же отличаются от ваших дворян. Когда битва проиграна, когда наступает время позора и горечи, японец берет кусунгобу [32] Специальный нож для сэппуку (более известному у нас под вульгарным названием «харакири»). Вопреки расхожему мнению, японцы использовали для этой цели почти исключительно кусунгобу, а сэппуку с помощью танто или вакидзаси делалось редко, катаной же – практически никогда. Кусунгобу отличается от танто и других катаноподобных клинков формой лезвия (закругленной у острия). или принимает яд. Русский не менее тяжело переживает все это, но нечто внутри него удерживает его от подобного шага. Вас можно раздавить и расплющить, но невозможно сломать, и еще…

Он прищурился и внимательно посмотрел на Спиридонова. Потом улыбнулся.

– Да курите, курите… Но идемте тогда на воздух.

Виктор Афанасьевич, которому действительно чертовски хотелось курить, тут же достал из рукава кимоно полупустую пачку и щелчком выдвинул оттуда папиросу. Прикуривал он на ходу.

– …говорил я и с вашими… не знаю, пригодно ли тут это слово, le libertaire.

– Мы называем их нигилистами, – кивнул Спиридонов, выпустив дым в сторону. – В Артуре я их не встречал, а вот на родине доводилось. Неприятный народец.

– Они везде одинаковы, – ответил Фудзиюки. – В лучшем случае это эмансипированные великовозрастные подростки…

– Недоросли, – улыбнулся Спиридонов. – А в худшем?

– В худшем – люди, напрочь потерявшие совесть, – жестко сказал Фудзиюки. – То есть и не люди вовсе, совесть – необходимое качество любого человека. Так вот, даже ваши нигилисты отличаются от европейских. Они могут сколько угодно трещать о «ретроградах и казнокрадах», о прогнивших властях и порочной системе, но, в отличие от тех же европейцев, при этом все равно по-своему любят свою Родину и свой народ.

– Ну, далеко не все, – не согласился с ним Спиридонов. – Есть и такие, что вашему императору поздравительные адреса посылают и желают победы над Россией…

Он остановился и стряхнул пепел в траву.

– Но таких и правда немного. А как выглядит японский анархист?

Фудзиюки поморщился:

– Совершеннейший моральный вырожденец. Меня пугает то, что общество нормально к ним относится. С некой иронией, как к цирковым паяцам. А ведь у вас они, говорят, какого-то царя убили…