Марта Кристенсен - Башня на краю света

— Ты что, не слышишь? — заорал муж, и она, с огромным усилием оторвав ноги от пола, поплелась в комнату. Если б мужа не было дома, она бы и не подумала снимать трубку, да, скорее всего, она не сняла бы трубку, пусть звонит…

Как она и догадывалась, это был директор интерната, он сообщил, что Джимми сбежал, и спросил, не появился ли он дома.

— Нет, — ответила она, снова чуть удивившись, как, оказывается, легко врать.

— Вы в этом уверены?

— Да, — сказала она.

Небольшая пауза.

— Хмм. Если он объявится, вы нам немедленно позвоните, договорились, фру Ларсен?

— Да, — сказала она и положила трубку и, прежде чем муж успел задать вопрос, сказала: — Ошиблись номером.

И опять этот непривычный ей подозрительный взгляд, от которого не знаешь куда деться.

— Однако долго же вы объяснялись.

— Он несколько раз переспросил.

Немного успокоившись, она вернулась в кухню и снова взялась за обед, и все время, что бы она ни делала, где-то подспудно ворочалась мысль, что вот он сидит сейчас один в кладовке и никто, кроме нее, не может ему помочь. Под испытующим взглядом мужа она торопливо поела и, едва он успел проглотить последний кусок, встала из-за стола, собрала посуду, подгоняя себя и кляня собственную неповоротливость, и наконец, уже с полиэтиленовым пакетом в руках, крикнула мужу, что ненадолго выйдет, благополучно выбралась из квартиры, спустилась по лестнице в подвал и бросилась по проходу к своей кладовке, думая об одном: там ли он еще.

За это время в кладовке стало темнее, и ей пришлось пробираться к нему ощупью. Он подвинулся, она присела рядом с ним на корзине, протянула ему пакет, он нетерпеливо развернул его и жадно стал есть. Гордая тем, что не забыла прихватить открывалку, она откупорила одну из двух принесенных бутылок кока-колы и поставила на корзину.

— Долго я, да?

— Да нет. Все очень здорово. Ты не звонила?

— Нет, я не звонила.

— Это хорошо. Он дома?

Она кивнула, в его глазах блеснул тревожный огонек.

— Но ты ему ничего не сказала?

— Нет, Джимми. Я ничего не сказала.

Он, довольный, кивнул, и она не решилась начать «обрабатывать» его, пока он ест. Ей всегда доставляло удовольствие смотреть, как он ест, а сейчас он был такой голодный. Что-то он будет есть в следующий раз? А потом?

— У тебя есть хоть немного денег, Джимми? — спросила она, жалея, что не сунула в карман кошелек.

— Кое-что есть. И приятель еще принесет. — И совсем по-взрослому добавил: — Ты не беспокойся, мама. Мы не пропадем. Сумеем сами о себе позаботиться.

Она открыла было рот, чтобы возразить, где, мол, уж вам самим о себе позаботиться, и снова завести разговор о возвращении в интернат, но вдруг почувствовала, что вовсе не хочет помогать тем. Хватит с нее. Пускай сами его ищут. Так им и надо!

— Я, пожалуй, выпью и вторую бутылку.

— Ну конечно.

Она откупорила вторую бутылку и смотрела, как он приканчивает бутерброды, жуя все медленнее и медленнее, вот он допил вторую бутылку, скомкал замасленную бумагу и положил вместе с бутылками в пакет.

— Это тебе лучше взять с собой. — И не дав ей рта раскрыть: — Только не заводи снова эту волынку про интернат. Как-нибудь сам проживу. К тебе, конечно, загляну, ну и вообще…

— Когда же? — шепнула она, невольно поддаваясь его мальчишескому оптимизму, завороженная возникшей вдруг в ее воображении картиной: в один прекрасный день, когда она меньше всего этого ждет, на пороге появляется красивый молодой человек, это ее сын, взявший свою судьбу в свои собственные руки и добившийся счастья и удачи, а потом ей подумалось, что лучше бы всего — пусть жизнь остановит его, пока не поздно, чтоб не пришлось ему голодать, холодать и бедствовать.

— Когда же, Джимми?

— Точно не могу сказать. Как только удастся. А сейчас тебе лучше уйти. Мой товарищ может появиться с минуты на минуту.

Его слова прозвучали бы совсем по-взрослому, если бы не детский, срывающийся голос. Она встала, прошла те несколько шагов, что отделяли ее от двери, и остановилась, чувствуя, что они должны еще что-то сказать друг другу. И не ошиблась.

— Мам…

— Да, Джимми, — сказала она. — Да…

Давно уже не приходилось ей столько раз слышать слова «мама» за такое короткое время.

— Ты сегодня здорово мне помогла, я этого не забуду.

Потом она торопливо поднималась по лестнице домой и, чувствуя себя преступником, тщательно заметающим следы, опустила пакет в бункер мусоропровода, тот с глухим стуком упал на дно.

— Ну как? — осведомился муж, ставя пивную бутылку на журнальный столик, на котором появился еще один кружок в дополнение к бесчисленным прежним.

— Что как?

— Ты же ковер ходила смотреть. Он для пола?

— Да. Очень красивый.

— А какого цвета? — не отставал муж.

— Коричневый, — сказала она равнодушно и присела к столику напротив него, где обычно сидела. И все с тем же ощущением совершенного преступления, будто играя роль в кино или телефильме, взяла у мужа сигарету и неумело затянулась.

Как бы ни обернулось дело с Джимми и его почти взрослым приятелем, ее поступок — чистейшее безумие. Чистейшее. Но они же обещали сделать из него хорошего мальчика и не сделали, а если б она не помогла ему, кто бы ему помог? «Ты здорово помогла мне сегодня, мама». Ты, мама… Поглощенная своими мыслями, она не заметила все нарастающего гнева и возмущения мужа и, когда он наконец грохнул кулаком по столу, едва не подпрыгнула.

— Да что с тобой такое? Чем, черт дери, ты занята и куда ходишь, когда меня нет дома?

— Чем занята? — тупо повторила она. — Когда тебя нет дома?

Она ничего не понимала.

Он привстал и наклонился, приблизив к ней лицо, и она невольно отшатнулась, потому что от него крепко разило перегаром.

— Если ты таскаешься к какому-нибудь подонку, я… я выбью душу из тебя и из него!

— О господи! — вырвалось у нее. — Если б в этом было дело!

— Если б в этом было дело? — вытаращил глаза муж. — Если б в этом…

Его лицо стало наливаться краской, даже по шее пошли пятна. Он занес руку, и она втянула голову в плечи. Вот до чего у них дошло! Но он не ударил.

— В какое дерьмо превратилась наша жизнь, — пробормотал он. — Все летит к чертовой матери.

Она погладила его по руке, точно ребенка, которого надо успокоить, и подумала про Джимми.

— Когда тебя нет дома, я сижу одна, — сказала она.

Он кивнул.

— Что я, не знаю! Конечно, ты сидишь одна.

И глотнул пива. Но тут раздался звонок в дверь, и он рывком вскинул голову, а в глазах снова вспыхнуло подозрение.

— Ну нет, я сам открою. А ты сиди где сидишь.

Он вернулся с двумя полицейскими. Она рукой прикрыла рот, чтобы подавить вздох.

— Сидите на месте, — сказал первый и более внушительный из них почти словами мужа и выставил вперед квадратный подбородок. Квадратный подбородок на квадратном лице. — Вам известно, где находится ваш сын, фру Ларсен?