Алла Мелентьева - Семья Рин

— Нет, на двоих вряд ли хватит… на одну только юбку уйдет около метра…

— А кто сказал, что мы будем делать юбки? — загадочно говорит Вера.

Два вечера подряд Степанида Матвеевна, Вера и я мудрим над покрывалом, прилагая разные хитрости, чтобы растянуть имеющийся материал на два костюма.

— Слава Богу, что вы обе тощи, как бродячие кошки, а то бы нипочем не хватило, — резюмирует Степанида Матвеевна.

Вера вырезает выкройки. Я сметываю. Наша хозяйка с сигаретой в зубах непрерывно строчит по бархату на швейной машинке. Закончив шить, Степанида Матвеевна передает готовую вещь Вере.

— Ну смотри, Верка, что вышло.

Вера хватает костюм, рассматривает на вытянутых руках, прикладывает к себе:

— О, наконец! Скорее мерить!

Вера, одетая в легкий голубой костюмчик — бюст и шор-тики, — кружится перед зеркалом. Мы со Степанидой разглядываем ее.

— Ну, Верка, за такое мое одолжение тебе придется месяц по утрам горшки золотарю выносить! А ну-ка повернись еще.

— Прелесть! Правда, прелесть? — восторгается Вера.

Однако я считаю, что костюм слишком открыт.

— Слишком коротко… даже до колен не доходит. Это же не совсем прилично.

— Что ты! в самый раз! То, что нужно! Легкий костюмчик для кабаре! — возмущается Вера.

— Я не знаю, решусь ли я выступать в таком.

— Ах, боже, какая ты ханжа!

Вера хватает полоску бахромы, оставшуюся от скатерти, прикладывает сзади к шортам, тем самым добавляя что-то вроде шлейфа.

— Вуаля! Можно считать, что колени прикрыты! Во всяком случае — сзади. Все очень прилично!

В четверг вечером мы стоим, волнуясь, в коридоре перед выходом на сцену клуба «Космополитен». Голос конферансье объявляет:

— А сейчас две очаровательные юные сестры Вера и Айри-ни исполнят зажигательный «танец голубых огоньков»!

Оркестр играет вступительную мелодию. Вера «надевает» улыбку, хватает меня под локоть и решительно тянет к сцене.

— Главное — улыбайся! Улыбайся все время!

Наш дебют прошел гладко. Вера танцевала более уверенно и подстраховывала меня, когда я допускала ошибки. Посетители снисходительно приняли наше выступление и больше занимались своими делами, чем смотрели на нас. В конце нашего номера кое-кто из публики аплодировал — без энтузиазма, но благодушно. И самое главное: кто-то даже бросил на сцену конверт с деньгами. Вера, сияя, посылала зрителям воздушные поцелуи; ей так нравилось находиться в центре внимания, что конферансье начал отчаянно жестикулировать из-за кулис, чтобы дать ей понять, что пора уходить.

В коридорчике за сценой нас перехватил ассистент управляющего.

— Вас ждут в административной части, пожалуйста, пройдите со мной, дамы, — вежливо сказал он и провел нас в кабинет управляющего.

Управляющий с трубкой в зубах что-то печатал на машинке за столом с таким видом, будто сидел тут безвылазно, хотя мы точно знали, что во время нашего выступления он был в зале.

Увидев нас, он вынул трубку, встал и взял со стола конверт.

— Леди, вот ваш гонорар за вечер, — сказал он, вручая конверт Вере.

Вера приняла деньги и открыла было рот, чтобы сказать что-то в ответ, но управляющий, показывая, что ситуация полностью перешла в коммерческое русло, продолжил деловитым тоном, слегка размахивая в такт трубкой — ее он по-прежнему держал в руке:

— Ваше выступление было вполне приемлемым. Администрация считает возможным заключить с вами контракт. Мы надеемся, что вы будете продолжать работать над репертуаром и в дальнейшем сможете предложить публике новые номера. Прошу вас, ознакомьтесь с условиями контракта.

Он подал нам документы — каждой по отдельному контракту. Увидев бумаги, Вера не удержалась от того, чтобы бросить торжествующий взгляд на меня. Управляющий истолковал это переглядывание по-своему.

— Мы, разумеется, сожалеем, что не можем предложить вам более высокие гонорары. Но политика клуба такова, что это стандартные условия для всех, кто заключает с нами контракт в первый раз. Разумеется, вы имеете право оставлять себе все добровольные сборы с зала.

— Мы вполне понимаем, — сказала Вера, отлично справляясь с охватившим ее ликованием. — Мы считаемся с вашими обстоятельствами, сэр. Мы готовы сотрудничать.

Она бегло просмотрела договор, схватила ручку со стола и подписала. Я без лишних слов последовала ее примеру.

На следующий день Вера ушла с места горничной. Я отдала Степаниде Матвеевне свою первую квартплату. Мы расплатились со всеми долгами и купили еды — небывало много дорогой еды с черного рынка, — и все равно у нас осталось еще много денег. Ушла в прошлое эпоха булочек и какао в долг в соседнем кафе. Мы были в восторге и считали, что попали под крыло фортуны надолго. Мне даже стало казаться, что теперь и война должна кончиться быстрее, — ведь пережидать войну с деньгами гораздо легче, чем без денег.

Глубокая ночь. На столе лежат остатки «роскошного кутежа», которым мы праздновали нашу маленькую жизненную победу. Вера уже под одеялом, я раскладываю и застилаю матрас, отодвигая с прохода собаку, которая никак не хочет залезать под кровать. Вера вертится в постели и без умолку болтает сама с собой. Она никак не может успокоиться после дебюта.

— Конечно, у нас были небольшие ошибки, но не думаю, что на них обратили внимание. И аплодисментов было вполне. В самом деле, почему бы и не похлопать двум задорным девчонкам!

— Много аплодисментов? Ты ослеплена. Аплодисментов было мало, — возражаю я.

— Ах, ну какая ты! Считаю, все прошло очень удачно! Мы будем упорно работать и будем каждый раз получать бурю аплодисментов!.. — Вера тянется к остаткам винограда на тарелочке, отщипывает ягоду и кладет в рот. — Мы заработаем кучу денег и заведем кучу блестящих поклонников!

— А как же Су Линь? — смеюсь я.

— Одно другому не мешает, — весело отмахивается Вера.

Она тянется к стакану с недопитым вином, но я отбираю его и выпиваю сама, потому что от вина она станет еще болтливей и не даст мне заснуть.

Вера продолжает мечтать:

— Война закончится, мы прославимся и уедем в Париж. Ах, как бы я хотела жить в Париже!

— Что бы ты там делала? — интересуюсь я.

— То же самое, что и здесь. Танцевала бы в самых модных клубах.

— Но ты и здесь уже получила такую возможность.

— Ты ничего не понимаешь, — заявляет Вера. — Уверяю тебя, жить в Париже гораздо шикарней, чем в угрюмом провинциальном Шанхае. Париж — это центр мира. Ну почему я не в Париже? Вместо того чтобы прозябать в этом глупом месте, я бы веселилась сейчас в парижской мансарде в кругу художников и артистов!

Впоследствии, когда я побывала в Париже и пересеклась там несколько раз с белоэмигрантами, я вспоминала мечту Веры о парижской мансарде. Я пришла к выводу, что нам с ней в некотором смысле повезло, что скромная романтика нашей юности протекала вне условностей и ограничений Старого Света, в Шанхае, далеком от основных мировых событий.