Ксения Спынь - Дальний свет

Она остановилась у врытого в землю бездонного бочонка, заглянула через край. Меж досок плескалось переливчато-красное — вино или, может, вишнёвый сок… Одна из птиц, пролетев, обронила туда лютик, и жижа сразу обратилась в прозрачнейшую воду, что только чернела далеко в глубине. Вода отразила лик: гладкая белая маска без признаков и черт, такую должны носить те, кто слышит тончайшие струны и не имеют права забить их голос своим.

Но этого они не услышат, поняла она, глядя на клокочущую массу. Можно взывать раз за разом, чертя по воздуху огненные письмена, можно раздарить по искрам собственное сердце, — всё будет не то… Нет, им нужна совсем другая музыка.

Поодаль от самой гущи, под прикрытием солнца-колеса стояла палатка торговца. Его зелёный кафтан по-кошачьи поблёскивал в сумраке под навесом и навевал воспоминание о другой зелени…

«Глину взял ярморочный торговец — продавец чудес, что на поверку оказывались ловкими и искусными поделками. Обманывая, он говорил правду, и, не переставая хитрить, дарил надежду, а потому выбирался из любых неурядиц и, когда проходили невзгоды, вновь всплывал лукавым маяком».

Она подошла к палатке, положила на прилавок белую личину.

— Мне нужна другая маска.

Торговец улыбнулся с хитринкой, в глазах его бегали тревожные искорки.

— Зачем вам маска? Лучше этой дудочки всё равно не найдёте.

Она взяла в руки предложенное — белую лёгкую дудочку с аккуратными прорезями и тонким завитым узором. Внутри неё, темнее ночи, будто отливал чёрным металл.

Она снова посмотрела на торговца: маску тот сразу убрал за прилавок.

— Скажите, а это не вы первый владели колдовской глиной?

— Я, — довольно кивнул тот. — Точно я.

— И где же она сейчас?

Тот улыбчиво и уклончиво повёл головой:

— А это уже другая услуга… Впрочем, можете отдать взамен ещё что-нибудь: к примеру, ваш мел или этих чудесных птиц…

— Ладно, — она отвернулась от хитреца. — Я сама узнаю.

Там, заметила она, посреди пёстрого балагана золотился фонтан. Струи его взлетали и опадали вниз, осыпая брызгами высокий массивный трон, но место славы пустовало.

Незримая, она прошла и взобралась на самый верх, где лишь едва брызги касались её рук, и попробовала три такта.

Толпа смолкла. Они оборачивались с распахнутыми глазами, и ноздри их шевелились, уловив новое, необъяснимое и невольно волнующее. Они сгрудились вокруг фонтана: некоторые щёлкали пастями и тут же припадали к земле, другие смотрели очарованно, готовые по приказу идти хоть на край света… И теперь она видела, что под костюмами и масками скрывается всё одно и то же.

Крысы. Софи была права.

Что ж… Она улыбнулась и заиграла свою мелодию. Брызги фонтана наполнились новой силой и устремились вовне могучим потоком. Небо же наверху застили тучи: пусть пойдёт дождь, величайший дождь всех времён и народов. Он очистит это место.

Могучее и спокойное, ползло ещё солнце-колесо…

Лаванда открыла глаза: всё это заняло не больше пяти минут. Она приподнялась, взглянула в окно.

Дальние здания уже скрадывал туман. Тучи сошлись наверху, не оставив просветов, и начинал капать медленный крупный дождь. Она знала, он зарядил надолго.

Гречаев запер квартиру изнутри, повесил на крючок промокший плащ. От дверей машины до дверей дома — два метра, но ливень припустил такой, что хватило и их.

Из коридора на него вылетели два маленьких смерча (один с косичками).

— Папа, папа! А правда, что истории больше не будет?

— Ну-у… Не совсем, — осторожно ответил он.

— Ураа!

Обо умчались обратно в комнату.

«На самом деле, ещё много чего не будет, — мог бы добавить он. — Но неважно: к нам это всё равно не имеет отношения».

Кое-что начинало беспокоить — отдалённо пока, как бы между прочим. Но, что бы ни случилось, это никогда не коснётся этих двоих, никогда не коснётся Ольги. За это он мог поручиться.

Ольга, миловидная женщина с мягкими чертами лица — в юности она чем-то походила на госпожу Мондалеву — сидела у телевизора, вся поглощённая вечерними новостями.

— Ну, что рассказывают? — осведомился у неё Гречаев.

— Представляешь, на городской пруд слетелись чайки!

— Неужели?

— Да. Говорят они прилетели с севера, и теперь им как-то надо ужиться с тамошними лебедями, — Ольга обернулась, удивлённо покачала головой. — Никогда такого не было. Что же будет зимой…

Дорога впереди бежала ровно и уверенно, и было светло. Они двигались в стороне от основной трассы, но та мелькала то и дело по правую руку и не исчезала совсем из виду.

— Когда определимся с местом, — подал голос Феликс, — попробуем выйти на публику?

— Вряд ли. Без тех бумаг нет смысла начинать, — Китти задумалась было над чем-то, но тут же снова сосредоточилась на дороге. — Надо будет что-нибудь измыслить потом. Чтоб это хоть немного убеждало.

Феликс усмехнулся:

— А так? — с торжествующим видом он выложил бумаги поверх бардачка.

Китти лишь слегка скосила взгляд и замолчала на время — казалось, прокручивая тем временем в голове всё, что она о нём думает.

— Когда успел? — спросила она затем только.

— Ты же давала на пару дней. Сделал уж две копии, какая сложность.

— Где вторая?

— Дома. Специально на тот случай, если бы в машине была не ты, — он продолжал всё с той же усмешкой смотреть на Китти. — Согласись, если б меня пристрелили, хорошо было бы иметь хотя бы запасной комплект компромата.

Китти резко затормозила.

Некоторое время она просто молчала, сжав пальцами руль. Феликс тоже замолк.

— Так, давай сразу, пока недалеко, — заговорила Китти, глядя перед собой. — Ты понимаешь, что если теперь попадёмся, одной ликвидацией может не обойтись?

— Да понимаю, конечно, — пробормотал Феликс.

— Нет, не понимаешь, — она смотрела на него в упор тёмными, почти чёрными глазами. — Хочешь, я тебе скажу? Ты просто изнеженный капризный мальчик, которого никогда даже не били по-настоящему. Ты понятия не имеешь.

— Будто бы ты имеешь, — Феликс смущённо отвел от неё взгляд.

— Чуть больше, чем ты.

Она молчала о чём-то своём, и молчание это было темно и густо, от него веяло холодом — словно от кого-то, кто пришёл однажды с той стороны, хотя все давно позабыли, как и когда.

Будто ничего и не было, Китти взглянула на бумаги:

— Но вообще спасибо, что ты их скопировал. С ними, конечно, будет легче.

Выпускной был в самом разгаре. Феликс уже накружился среди тех и других, перекинулся хоть словом — а то и куда больше — с каждым. Шампанское немного ударило в голову, залы плескались в обрывках фраз и огненно-золотистом свете, и можно было почти забыть, что за окном уже совсем счернело, что все каналы телевидения гремят о «процессе трёх» (такое новое слово «госизмена»), а «рассадник» давно взят на заметку, а значит, к выпускникам будут особо внимательны. К тому же, по-прежнему оставался один вопрос. Теперь, когда эйфория поутихла и начинала выгорать, Феликсу снова становилось не всё равно, каков ответ.