Мирко Благович - Начало истории (СИ)

Накинув лохматую шерстяную телогрейку, дедушка направлялся в сени за водой, а бабуля бралась за кочергу, чистить зольник. И уже через каких-то десять минут украинская мазанная печурка, проглотив небольшую вязанку дровишек и тихо загудев пламенем, заботливо принималась овевать хатку теплом, смешанным с изумительным ароматом древесины и тёплой глины. Сколько лет прошло, но эти блаженные деревенские рассветы я помню до сих пор. Завернувшись в старенькое одеяльце, так сладостно было согреваться в душистой соломе матраса, вдыхать запахи горячих смолистых поленьев и полудрёмно прислушиваться к душевному потрескиванию головешек в печи! Продерёшь правый глазик, полюбуешься в предрассветной мгле на гаснущие звёзды за окошком, повернёшься на другой бочок, зевнёшь, и вновь тихо засопишь в своей берложке. А глухо гудящая печурка – щёлк!, щёлк!, щёлк! – и далее будет убаюкивать своим уютным потрескиванием.

Растопив печку, бабуля направлялась в хлев на утренний удой. Подоит коровку – и обратно в хату. А в руке у неё – эмалированная циберка (ведро) парного пенного молочка. Коровка за ночь нам, внучатам, постаралась, собрала. Свежее, густое, сливочное, пенное, оно благоухало. Парные ароматы дополняли пленительную гамму запахов и звуков нового селянского ранка.

Чего только на деревне не готовили из домашнего молока! Молочные продукты выходили, пальчики оближешь. Смакота! Это не наши городские химические реактивы, которые Система называет элитными кефирами, сметаной, маслом, творогом и с рекламным боем втыкает нам в рот. Это что-то божественно вкусное, сытное. Совершенно иное.

Часть молока сливалась в большие пузатые банки. Чтобы продукт быстрее сквашивался, банки с молоком помещались в широкий жестяной таз, наполненный горячей водой. Под действием тепла молоко быстро превращалось в простоквашу. На деревенском суржике свежую простоквашу называли «ловкый смачный кысляк». Чтобы получить творог и сыворотку, бабушка добавляла в «ловкый кысляк» закваску из пшеничной муки или просто окунала в банку небольшую корочку домашнего хлеба. Сыворотку сливали, творог отдельно отбрасывали на влажное полотенце. Тоже, такая вкуснятина получалась!

Для приготовления домашней сметаны брали парное молочко вечернего удоя. В циберку с молоком добавляли хлебные сухари, прикрывали сверху крышкой и оставляли на ночь у печи. Проснувшись утром, в циберке можно было обнаружить толстый, плотный, иногда до десяти сантиметров (!) слой жирной молодой сметанки. Её аккуратно сгребали деревянной ложкой, перекладывали в объёмную деревянную миску, формировали и отправляли в прохладный погреб. И несколько дней подряд, а иногда и целую неделю на столе у семьи белела и пахла в плошках отличная деревенская сметана. Для более аппетитного поедания сметаны семейка вооружалась хрустящими краюхами ароматных украинских паляниц.

Чтобы получить маслице, нужно было потрудиться целый час, а то и полтора. Но оно того стоило. Делали вот как. Жирное молоко переливали в специальную прочную банку или небольшой бидон с резьбовой крышкой. Туда же помещалась коротенькая деревянная колотушка. Банка герметично закрывалась. Затем красна девица присаживалась на лавку, поближе к окошку, стелила на колени вышитый рукобитный рушник – расписное цветастое полотенце. Выкатывая банку на коленях и напевая милую сердцу песню, молодая хозяйка добивалась образования на колотушке прекрасного ароматного масла, которое к тому же насыщалось доброй энергией напева. Выкатывать бидончик нужно было не менее часа. Затем банка раскручивалась и маслице сгребалось с колотушки на деревянную тарелку – пахучее, ярко-жёлтое, сливочное. Хозяйка формировала из масла круглые жирные лепёшки и отправляла их на хранение в погреб.

Погребов в деревне обычно обустраивалось два. Один погреб по осени загружался гладкобокой картопелькой, золотистым шуршащим луком, отборными яблоками, крепкими грушами, медовыми сливами и важным буряком. Второй погреб по сравнению с первым был настоящим аристократом! В него помещались двухсотлитровые (!) бочки с кругленькими тугонькими помидорчиками и хрустящими в пупырышках огурчиками. Помидоры и огурцы в бочках приправлялись ароматным укропом, чесночком, хмелем, смородиной, прочими травками и пряностями. Рядом на деревянных полках возвышались запечатанные липовые бочонки с медами, вареньем, маринованными грибочками, мочёными яблоками и арбузами. Поодаль от них выставляли кувшины с целебным вином-морсом, хлебным и свекольным квасом. Домашние яйца в плетёных ивовых коробах, кадушки со сметаной, сливочное и подсолнечное маслице, грушёвое, сливовое и яблочное повидло – вся эта вкуснятина помещалась именно во «второй».

Погреба прикрывались обычными деревянными крышками, безо всяких замков. Вообще, в то время на деревне замки были не в ходу. Искренность и простота деревенских отношений напрочь исключали воровство. О том, что кто-то чужой мог бы прокрасться на подворье, открыть крышку погреба и присвоить себе богатую снедь, никто даже и не задумывался. И представить себе подобной подлости не могли селяне. Честность, искренность, доверие издавна царили в поселениях славянских.

Честность же и товарищество среди них таковы,что они (славяне XI–XII в.в., прим. автора),совершенно не зная ни кражи, ни обмана, не запирают своих сундуков и ящиков. Мы там не видели ни замков,ни ключей, а сами жители были очень удивлены, заметив, что вьючные ящики и сундуки епископа запирались на замок. Платья свои,деньги и разные драгоценности они содержат в покрытых чанах ибочках, не боясь никакого обмана, потому что никогда его не испытывали. (Апостол Померании, христианский миссионер, епископ Оттон Бамбергский)

Несколько слов скажу и о деревенском хлебушке. Выпеканию хлебов наша бабулечка посвящала целый день. Чаще всего это был четверг или суббота. Муку для хлеба перемалывали из отменной золотистой пшеницы на млинах (мельницах). Дрожжи для теста хозяйки готовили на основе хмеля и овса. Очень ароматной получалась такая закваска. Мировой Рынок к тому времени ещё не успел изгадить продукты питания и принципы приготовления пищи. Поэтому о всевозможных разрыхлителях муки, смягчителях и стабилизаторах теста и речи не шло. Даже понятий таких не существовало! Разговор о подобной гадости вызвал бы в то время немалое удивление. Наверное, деревенский житель просто бы открыл от изумления рот и так ничего бы и не понял. Зачем разрыхлять муку, если она по природе своей рыхлая, ароматная и готовая к употреблению? Зачем улучшать и стабилизировать тесто, если оно замешено из крепкой, тучной, Божьего промысла, пшенички? К чему совать прелюбопытный нос в то, что изначально Божественной природы?