Николь Келби - Розовый костюм

– Мне, пожалуй, следует остаться, – сказала она Патрику. – Я только послушаю его заявление.

Услышав это, мистер Чарльз покачал головой и тихо сказал:

– Нет, это вовсе не обязательно.

– Но?..

– Все хорошо, Китти. Желаю приятно провести вечер.

Патрик ласково подтолкнул Кейт под попку, направляя ее к выходу. Но сам все же на мгновение обернулся и посмотрел на мистера Чарльза.

– Очень приятно было с вами познакомиться, Чак.

Выйдя в неприметный холл рядом с демонстрационным залом, Патрик и Кейт вызвали лифт, и Кейт возмущенно сказала:

– Господи, о чем ты только думал?! С какой стати ты явился с парадного входа? Ты же знаешь, что служебный вход сзади. Да еще этот «Чак»! Ну почему ты назвал его Чак?

– Ты же его так называешь.

– Не при людях.

– При мне.

– Ты не считаешься.

– Будем считать, что это добрый знак.

Через выходившее в холл окно зала Кейт было видно, что мистер Чарльз по-прежнему молчит и, похоже, колеблется. Зато Хозяйки явно проявляли нетерпение.

– Я позже извинюсь перед ним, – сказал Патрик. – Угощу его парой кружек, хотя он вроде не похож на любителя пива. А он, между прочим, называет тебя «Китти», да? Странно, что ты за это до сих пор старому Чаку не съездила по морде.

– Твое демонстрационное появление было совершенно неуместным!

– Как раз совершенно уместным. Именно так поступают мужчины. Мы же все, как бешеные псы во время собачьей свадьбы.

– Нет, я просто поверить не могу, что ты назвал его «Чак»!

– Но ведь схема «мамин-папин магазин» – это отнюдь не «пятьдесят на пятьдесят», правда же? Вы с ним никогда не стали бы полноправными партнерами. Да на него достаточно взглянуть, и все сразу понятно. Или я ошибаюсь?

Он не ошибался.

Было слышно, как сигналят машины на Парк-авеню, выезжая с боковых улиц. Вокруг кипела и бурлила жизнь большого города. Кейт снова оглянулась на окно демонстрационного зала. Мистер Чарльз что-то разъяснял собравшимся. Ничего, завтра Мейв наверняка все ей подробнейшим образом изложит.

И Кейт снова резко нажала на кнопку вызова лифта. И еще раз, и еще.

– Извини, – сказал Патрик, и на мгновение Кейт подумала, что он извиняется за то, как обошелся с мистером Чарльзом, но он пояснил: – Извини, но я сегодня исповедался перед отцом Джоном. И упомянул о той ночи. Мне показалось, что надо бы тебя предупредить.

На Кейт его слова подействовали как пощечина.

– Ты не имел права!

– У меня не было выбора.

– Патрик. Пожалуйста. Не надо здесь выяснять отношения. Я здесь работаю.

Он, обернувшись через плечо, посмотрел в сторону демонстрационного зала. Весь персонал «Chez Ninon» собрался вокруг мистера Чарльза, но мистер Чарльз через открытую дверь смотрел только на Кейт, стоявшую в коридоре.

– Все, я иду по лестнице, – быстро сказала она и, открыв дверь, бросилась вниз.

– Кейт, остановись, пожалуйста!

Шаги у Патрика были гораздо шире, чем у нее, и бегал он быстрее. Так что он успел поймать Кейт до того, как она успела выскочить на улицу. Оба тяжело дышали. Патрик заботливо вытер носовым платком ее лицо, мокрое от слез, и сказал:

– Кейт, послушай: отец Джон говорит, что ничего особенного не случилось. Он говорит, чтобы мы попросту выбросили все это из головы. Несколько «Аве, Мария», «Отче наш», четки – он так любит перебирать четки, – и надо выбросить это из головы, пока мы не поженимся. Ведь он же бывший футболист. Он все отлично понимает, клянусь святым Петром!

На лестнице было темно и сыро. Лестница словно служила чистилищем между миром Хозяек и миром Кейт. Жаль, думала она, что у меня нет ни капли «Шанели № 5»; я бы с удовольствием воспользовалась духами, чтобы не чувствовать, как отвратительно тут воняет. Патрик обнял ее.

– Отец Джон за нас порадовался, Кейт. Правда, порадовался. Если за свои грехи мы попадем в ад, то он отвезет нас туда на моей «Роуз». Ему тоже очень нравится ее «олдсмобильность».

Патрик открыл дверь, за которой шумела Парк-авеню. В час пик эта улица не отличалась элегантностью, и над ней висел просто чудовищный рев машин. Патрик снова быстро закрыл дверь и сказал:

– Вот в чем проблема: мне очень хочется тебя поцеловать, но я дал слово отцу Джону. А ждать, пока мы усядемся в каком-нибудь битком набитом кафе, мне совсем не хочется.

И он вытащил из кармана пиджака коробочку. Из черного бархата, слегка потертую.

– Пег сама его купила, когда наша мясная лавка начала приносить приличный доход.

Сколько бы Патрик до этого ни пыжился, сейчас он выглядел крайне неуверенно. В коробочке оказалось тоненькое золотое колечко – собственно, крошечный осколок бриллианта в простенькой оправе. Металл за много лет почти совсем истончился.

– Патрик, я же сказала, что подумаю.

– Я знаю. Но почему бы тебе не подумать, надев это колечко? Привыкай к нему. Посмотри, как оно выглядит у тебя на пальце. Надень его и проверь, каковы будут твои ощущения, когда мы поедем покататься на «Роуз». А я сяду за руль.

И Патрик надел старенькое колечко Пег ей на палец. Руки у Кейт отекли, и колечко сидело слишком туго.

– Я думаю, из тебя получится великолепная жена мясника. Пег очень любила наш магазин, правда, любила.

«Мамин-папин магазин», вспомнила Кейт.

На мгновение ей снова захотелось убежать. И тут Патрик все-таки ее поцеловал.

Перед выборами профсоюзы не раз выступали с резкими обвинениями в адрес будущей Первой леди. Международный союз изготовителей женской одежды вложил в эту кампанию более трехсот тысяч долларов и старался, чтобы его представители присутствовали на каждом этапе предвыборной гонки, однако Супруга П. не только по-прежнему носила французскую одежду, но и очень редко надевала шляпу. И входивший в «Международный союз» сильный профсоюз модисток из-за этого постоянно злился, а уж из-за одежды Ее Элегантности и вовсе приходил в негодование. Гневные письма шли в предвыборный офис рекой. А уж после выборов никакие извинения со стороны Супруги П. и вовсе не принимались.

Первой ее официальной шляпкой стал головной убор от Кристиана Диора. Черная бархатная шляпа с узкими полями. Правда, французская, а не американская, но все же настоящая шляпа . Выбрали ее совершенно случайно. Супруга П. связалась с магазином-ателье «Бергдорф» и попросила устроить лично для нее показ имеющихся у них моделей. Марита О’Коннор доставила все свои лучшие шляпы, но не подошла ни одна. Антипатия Первой леди к шляпам вовсе не объяснялась ее личными вкусами. Дело было в элементарном математическом расчете. Просто голова у нее была большая, как воздушный шар, да еще прическу она носила очень пышную. Подойти ей могла шляпа никак не меньше размера семь и три четверти, XXL – то есть самое меньшее шестьдесят один сантиметр [47]. В полном отчаянии миссис О’Коннор надела на нее шляпу от Диора задом наперед – и вынужденное, поистине историческое согласие носить шляпу было получено.