Николь Келби - Розовый костюм

– Да, очень мило, – сказала Кейт.

– Мило? Это же самый модный аксессуар момента – а может, и всего тысячелетия! Все женщины, старые и молодые, надевают такие «коробочки» и воображают себя ЕЮ.

Глядя в зеркало, Кейт тоже легко могла себе это представить. Она слегка склонила голову набок, как на фотографиях Супруги П., и подумала: а я смогу так же изящно, с таким же умным видом, как это делает она, шептать что-нибудь Патрику на ухо? А ведь она, Кейт, даже зашла к нему в лавку сегодня по пути на работу. Но было еще так рано, что даже поставщики свинины еще не успели уйти, и Кейт пришлось довольно долго обсуждать с Патриком красоту тэмуортских свиней. Он, впрочем, говорил с большим энтузиазмом.

– Это ведь наша, ирландская порода! Такие свиньи пасутся на подножном корме. Вот если бы ты, Кейт, была свиньей, то была бы именно такой. Смотри, она такая же рыжая, как ты. И так же любит яблоки. И глаза у нее такие же чудесные, как у тебя. И ветчина из нее получается превосходная.

Кейт несколько раздражало, что человек, за которого она собралась замуж, воспринимает ее как хорошенькую свинку – которую он бы с радостью прирезал. Кейт все еще пыталась вывести в единицу свое отношение к Патрику и возможному браку с ним – особенно с тех пор, как на пальце, плотно его обхватив, сидело колечко Пег. Кстати, снять его оказалось совершенно невозможно; не помогало ни сливочное масло, ни лед, ни шампунь.

– Даже в этом проявляется сила нашей Пег, – сказал Патрик, – хоть она и там, за порогом могилы.

Так что утонченные и умные разговоры с Патриком Кейт, похоже, в ближайшем будущем не светили.

– Возьми шляпку себе, – сказал Шуинн. – Она очень тебе идет. Считай ее моим подарком.

– Зачем она мне?

– С каких это пор, моя козочка, ты задаешься вопросом, зачем тебе мода? – Шуинн дополнительно воткнул в шляпу специальную шпильку, прикрепляя ее к волосам на затылке, и пояснил: – А это на случай внезапно налетевшего торнадо, моя дорогая.

– Ты уверен, что можешь мне ее подарить?

– Абсолютно. Я сделал несколько запасных. Пусть эта шляпка вдохновит тебя сегодня на новые трудовые подвиги.

И ведь действительно вдохновила. Так и не сняв розовой шляпки, изысканно-беспечным образом сдвинутой на затылок, так и не распустив рыжие волосы, зачесанные в высокую прическу словно для посещения Метрополитен-опера – не приведи господи слушать этот адский шум! – Кейт с жаром принялась за работу, надев белые хлопчатобумажные перчатки и закатав рукава блузки.

Костюм от Шанель был сконструирован так, чтобы дать своей хозяйке полную свободу движений. Каждый рукав, например, кроился из трех частей, что позволяло без малейших затруднений двигать рукой. Кейт выкроила рукава, сметала и принялась сшивать. Затем взялась за полочки жакета – с ними было еще больше возни, – а затем выкроила спинку. Она кроила и сшивала. Кроила и сшивала. Кроила и сшивала. Затем с превеликой осторожностью отпарила и отутюжила каждый шов.

Когда в мастерской, наконец, стали появляться остальные девушки, то все они постепенно столпились вокруг Кейт, и Мейв сказала:

– У тебя такой вид, словно ты собралась завтракать с королевой. И что это за розовая шляпа? Похоже, костюм для Супруги П. уже наполовину свел тебя с ума.

А в полдень рядом с Кейт возникла мисс Софи; в руках у нее было очередное послание из отеля «Карлайл».

– В этом месяце тебе приходит уже второе письмо из «Карлайла», – тихо сказала мисс Софи, наклоняясь к Кейт. – Ты ничего не хочешь мне рассказать?

Господи, Кейт совершенно позабыла и о первом письме! Но она так ничего и не сказала. Мисс Софи не стала ждать – просто повернулась и ушла, явно огорченная поведением своей подчиненной. Она даже о розовой шляпке не спросила. Кейт взяла конверт из «Карлайла» и увидела, что руки у нее дрожат. Нет, это никуда не годится, подумала она. Мне нужно прогуляться и немного успокоиться, иначе я не смогу проложить идеально ровную строчку. Она сняла рабочие перчатки, а конверт сунула в карман своей твидовой юбки цвета вереска. Ни жакет, ни пальто она не надела. Об этом она даже не подумала – настолько была расстроена.

– Пойду поем, – сказала она, ни к кому конкретно не обращаясь.

Мир за стенами «Chez Ninon» оказался, как ни странно, вполне теплым и светлым. По Парк-авеню ходило множество людей, делавших покупки; некоторых сопровождали шоферы с бесчисленными пакетами в руках. Немало было и матерей семейств, торопливо кативших через оживленную проезжую часть детские коляски. На краю тротуара важные чиновники, держа в руках раскуренные сигары, подзывали такси, собираясь поехать куда-нибудь завтракать. И, разумеется, полно было офисного планктона – мелких служащих и секретарш, которые обычно исполняют обязанности «прислуги за все»; эти дружно проталкивались к тележкам с хот-догами, а потом спешили занять в парке свободные скамейки.

Кейт сама не знала, куда идет, пока не очутилась на Седьмой авеню, которую еще называют «авеню моды». Там буквально разило луком и несвежей рыбой. Вдоль широкой улицы выстроились мужчины в дешевых костюмах и ермолках. Кое-где они собирались небольшими группами и оживленно беседовали, покачивая головой, окутанные клубами сигаретного дыма. Все это были закройщики – Кейт легко узнавала их по охотничьему взгляду и лицам со следами мела и тканевой пыли. Они целыми днями обводили выкройки мелом, а затем разрезали всевозможные ткани.

В «Chez Ninon» закройщики были членами команды прет-а-порте. Во время общих собраний с ними всегда охотно советовались, потому что они прекрасно знали все преимущества и недостатки той или иной ткани. Но на Седьмой авеню никому не было дела до того, что эти закройщики думают о тканях, о линиях кроя, о подборе цветов. В основном они были мужчинами и почти все – евреями; их мнения никто не спрашивал; они просто кроили, кроили, кроили – быстро и без жалоб.

Рядом с Кейт вдруг отворилась какая-то незаметная дверь, и человек, видимо бригадир, крикнул оттуда: «Эй, перерыв закончен! – И неслышно прибавил: – Кайки [51]проклятые!»

– Гадость какая! – вслух возмутилась Кейт.

И сама удивилась, что у нее хватило смелости сказать это громко. Впрочем, она ничуть не жалела, что не сдержалась. Она на самом деле считала это отвратительным, хоть и не была уверена, к чему относилось слово «гадость» – то ли к этому наглому типу, то ли к мерзкому слову «кайки», то ли ко всему этому миру в целом, – но она совершенно точно знала, что сказала именно то, что хотела. Нельзя допускать, чтобы люди так себя вели! – думала она. А наглый тип, услышав ее слова, гнусно на нее посмотрел и плюнул на тротуар – не в нее, но так, чтобы плевок упал достаточно близко, и Кейт вдруг захотелось снова встретить в вагоне метро того доброго пастыря, который держался так достойно и мужественно. А еще на нем был такой чудесный красный галстук!