Алессандро Барикко - Юная Невеста

– Я получил это несколько дней назад, из Аргентины. Боюсь, вы должны прочесть это, синьорина.

Юная Невеста посмотрела на конверт так, как смотрят после рвоты на блюдо спаржи.

– Вы предпочитаете, чтобы я кратко изложил суть? – спросил Отец.

– Сказать по правде, я бы предпочла, чтобы вы положили его обратно в портфель.

– Это невозможно, – возразил Отец. – Вернее, бесполезно, – уточнил.

– Тогда я бы предпочла краткое изложение.

– Ладно.

Поезд грохотал.

– До меня дошли новости относительно вашего семейства, – начал Отец. – Не слишком-то хорошие, – уточнил.

Потом, видя, что Юная Невеста никак не реагирует, решил приступить прямо к сути дела.

– Видите ли, боюсь, я должен сообщить вам, что на следующий день после того, как вы отбыли из Аргентины, вашего отца нашли в канаве: он захлебнулся в двух вершках жидкой грязи.

На лице Юной Невесты не дрогнул ни один мускул. Отец продолжал:

– Он возвращался вечером неизвестно откуда, возможно, был пьян, или, хотелось бы думать, лошадь внезапно понесла и сбросила его. Скорее всего, несчастный случай, слепой удар судьбы.

– То не канава, – проговорила Юная Невеста. – То река, жалкая речушка, протекающая в тех местах.

Отец предвидел совсем другую реакцию и к ней подготовился. Он выронил письмо, пришлось наклониться, чтобы его поднять.

– Никакого удара судьбы, – продолжала Юная Невеста. – Он обещал это сделать, и сделал. Напился как свинья, а потом прыгнул с берега.

Голос был очень жестким, спокойным. Но Отец заметил слезы у нее на глазах.

– Вам известно что-то еще? – спросила Юная Невеста.

– Он оставил странное завещание, написанное в самый день смерти, – осторожно приступил Отец.

Поезд грохотал.

– Он оставил половину своего состояния жене, а вторую половину – детям, – сказал Отец.

– Всем детям?

– В этом-то и дело, если угодно.

– Угодно.

– Должен сообщить вам, синьорина, что вы не упомянуты.

– Ценю вашу тактичность, но предпочла бы обойтись без эвфемизмов: я знаю, чего могу ожидать.

– Скажем, вы упомянуты, но в контексте… несколько суровом , как бы я это определил.

– Суровом.

– Там есть только одна фраза, посвященная вам.

– И что говорит эта фраза?

– По-видимому, ваш отец желал, чтобы вы были прокляты на весь остаток ваших дней. Я цитирую по памяти и приношу глубокие извинения.

Слезы струились по ее щекам, но она сидела очень прямо и не сводила глаз с Отца.

– Что-нибудь еще? – спросила она.

– Это все, – заключил Отец.

– Откуда вы знаете такие вещи?

– Меня информируют, всякий, кто занимается коммерцией, старается получать информацию.

– Вы ведете дела с Аргентиной?

– Случается.

Юная Невеста не пыталась скрыть своих слез, даже не вытирала их. Но в голосе ее не было ни тени жалобы или удивления.

– Ничего, если мы немного помолчим? – спросила она.

– Ну еще бы, я вас прекрасно понимаю.

За окнами мелькали поля, всегда одинаковые; Юная Невеста погрузилась в свинцовое молчание, а Отец, вперив взгляд в пустоту, предался размышлениям. Мимо проносились полустанки, чьи названия расплывались; нивы, тучнеющие на жаре; хутора, лишенные поэзии; немые колокольни, крыши, овины, велосипеды; неясно видимые человеческие существа; извивы дорог, ряды посадок и один раз – цирк. Только на подъезде к городу Юная Невеста вынула платок, вытерла слезы и подняла глаза на Отца.

– Я – девушка без семьи и без гроша, – заключила она.

– Да, – согласился Отец.

– Сын знает об этом?

– Мне не показалось, будто есть настоятельная необходимость сообщать ему.

– Но он узнает.

– Это неизбежно, – солгал Отец, зная, что дела обстоят несколько сложнее.

– Куда вы меня везете?

– Что?

– Вы меня увозите прочь?

Отец заговорил твердо, он хотел, чтобы Юная Невеста поняла, насколько он владеет ситуацией.

– Вовсе нет, вы пока остаетесь в Семействе, синьорина, тут даже не о чем говорить. Я попросту желал побыть с вами наедине, чтобы сообщить новости, касающиеся вас. Я вовсе не увожу вас прочь.

– Тогда куда вы меня везете?

– В город, синьорина; вы должны всего лишь сопровождать меня.

– Я бы хотела вернуться домой. Можно?

– Разумеется. Но могу я вас попросить не делать этого?

– Почему?

Отец заговорил тоном, к которому прибегал редко и которым никогда не заговаривал с Юной Невестой. Тон был почти доверительный.

– Видите ли, мне было неприятно заниматься вещами, которые касаются только вас, и меня не порадовал тот факт, что я раньше вас узнал новости, к которым имею лишь косвенное отношение. У меня возникло досадное ощущение, будто я у вас что-то украл.

Он сделал короткую паузу.

– И я подумал, что испытаю облегчение от мысли, что и вас можно ввести в курс обстоятельств, которые вам неизвестны, но которые оказали, и до сих пор оказывают, огромное влияние на жизнь Семейства, в особенности на мою.

Юная Невеста взглянула на него с изумлением, на какое и намека не было, когда она услышала о своем отце.

– Вы хотите открыть мне какую-то тайну? – спросила она.

– Нет, я не в силах сделать это. И потом, я стараюсь избегать ситуаций, в эмоциональном плане слишком ко многому обязывающих, по причине предосторожностей медицинского характера, как вы, должно быть, понимаете.

Юная Невеста слегка кивнула в знак согласия.

Отец продолжал:

– Думаю, самый лучший план – пойти со мной туда, куда я вас приведу, в том месте любой сумеет рассказать вам то, что вы должны знать; для меня это очень важно.

Он уставился на свои запонки, подыскивая точные слова.

– Предупреждаю, что в первый момент это место вам покажется малопристойным, особенно после известий, которые вы только что получили, но по зрелом размышлении я взял на себя смелость предположить, что вы – девушка, не слишком связанная условностями, и убежден, что вы не смутитесь и в конце концов поймете, что другого способа нет.

В какой-то миг показалось, будто Юная Невеста хочет что-то сказать, но она всего лишь отвернулась к окошку. И увидела, как огромный вокзал раскрывает свою пасть из железа и стекла и заглатывает их.

– И что ты делаешь здесь совсем один? – спросила у меня Л., с ужасом окидывая взглядом мой дом, содержащийся в маниакальном порядке.

– Пишу книгу, – ответил я.

– А ты зачем пришла сюда? Чтобы нарушить мое одиночество? – спросил я, подмечая, что губы у нее все те же, их складку трудно понять.

– Прочесть твою книгу, – ответила она.

Но этот взгляд ее мне знаком. Так глядят все, кто тебя окружает, когда месяцами, может годами ты работаешь над книгой, которую еще никто не прочел. Где-то в самой-самой глубине они уверены, что по-настоящему ты ее и не пишешь. Чего они ожидают, так это найти у тебя в ящике гору листов, где тысячу раз написано: Кто рано встает, тому Бог подает . Надо видеть, как они удивляются, обнаружив, что ты и в самом деле написал книгу. Обормоты.