Джон Грин - Уилл Грейсон, Уилл Грейсон

тайни: уилл, все нормально. мне тут нравится.

я знаю, что у тайни была трудная неделя. знаю, что все складывалось не так, как он хотел, и он переживает, боясь, что постановку ждет провал. переписывает тексты каждый день («кто знал, что добавить любви в четырнадцать песен окажется так сложно?»). я знаю, что он ждал этой встречи – да я и сам ее ждал. но теперь мне пора перестать заглядывать в будущее и посмотреть на то, где я в настоящем. а это трудно.

я прислоняюсь к его мясистому плечу.

невероятно, что меня заводит нечто, что я называю «мясистым».

я: сейчас просто сложный этап. так что жди хорошего. оно скоро настанет, обещаю.

когда входит мама, я все так и сижу. она не вздрагивает, не замирает, она как будто не против. поставив наши напитки, она опять убегает на кухню. я слышу, как открывается и закрывается духовка, потом лопатка скребет по листу для выпечки. через минуту мама возвращается с тарелкой миниатюрных хот-догов и миниатюрных яичных рулетов. и даже есть две небольшие чашечки, одна с кетчупом, вторая с горчицей.

тайни: вкуснота!

мы принимаемся есть, тайни рассказывает маме о том, как у него прошла неделя, расписывает мюзикл в таких подробностях, что мама в полном недоумении. он болтает, а она стоит, возвышаясь над нами, и я наконец прошу ее сесть. она придвигает стул и слушает, и сама даже съедает рулетик-другой.

ситуация уже начинает казаться более естественной. то, что тайни здесь. что мама видит нас вдвоем. что я все время какой-нибудь частью тела его касаюсь. мы словно почти что снова оказались в миллениум-парке и продолжаем тогдашний разговор, и как будто сюжет именно так и должен развиваться. вопрос, как всегда, один – испорчу ли я все.

когда закусок уже не осталось, мама собирает тарелки и говорит, что через несколько минут будет готов ужин. как только она выходит, тайни поворачивается ко мне.

тайни: я в нее влюблен.

да, пожалуй, тайни влюбчивый человек.

я: да, она ничего.

когда мама снова приходит и говорит, что ужин готов, тайни подскакивает с дивана.

тайни: ой! чуть не забыл.

он вручает моей маме пакет, который привез с собой.

тайни: подарок для хозяйки!

мама реально удивлена. она достает из пакета коробку – с ленточкой и всеми делами. тайни снова садится, чтобы она не стеснялась, тоже могла сесть и открыть коробку. мама очень аккуратно развязывает ленту. потом осторожно приподнимает крышку. внутри черный поролон, а под ним – что-то завернутое в пупырчатую пленку. с еще большей осторожностью она разворачивает пленку и достает совершенно обычную стеклянную миску.

до меня поначалу не доходит. ну, простая стеклянная миска. но у мамы перехватывает дыхание. она моргает, чтобы удержать слезы. потому что это не просто стеклянная миска. она идеальная. понимаете, гладкая и безупречная, и мы все сидим, смотрим на нее какое-то время, пока мама медленно вращает ее в руках. даже в нашей убогой гостиной она сверкает.

маме уже тысячу лет никто ничего подобного не дарил. а может, и никогда. ей таких красивых вещей не дарят.

тайни: я сам выбирал!

он себе даже не представляет. вообще не понимает, что только что сделал.

мама: ой, тайни…

она дар речи потеряла. но я-то вижу. по тому, как она держит эту миску. по тому, как она на нее смотрит.

я знаю, что велит ей разум, – сказать, что это слишком, что она не может принять такой подарок. даже при том, что она и не хочет отказываться. при том, что она в нее просто влюбилась.

так что я говорю:

я: красота. большое спасибо, тайни.

я его обнимаю в знак благодарности. потом мама ставит миску на кофейный столик, который она натерла до блеска. встает, разводит руки в стороны, и тайни ее тоже обнимает.

я никогда не позволяю себе мечтать о таком.

хотя, разумеется, только об этом и мечтал.

сказать честно, почти всю курицу с пармезаном съедает тайни, как и говорит по большей части он. в основном мы обсуждаем всякие глупости – почему мини хот-доги вкуснее больших, чем собаки лучше кошек, почему кошки оказались так популярны в восьмидесятых, когда сондхайм на несколько кругов обгонял ллойда уэббера (в этом обсуждении ни мама, ни я практически не участвуем). в какой-то момент тайни замечает на холодильнике мамин магнит с картиной да винчи и интересуется, бывала ли она в италии. и она рассказывает ему о своем путешествии на первом курсе колледжа с тремя друзьями, и в кои-то веки это оказывается интересная история. тайни замечает, что ему неаполь понравился даже больше, чем рим, потому что там люди очень колоритные. и говорит, что даже для мюзикла сочинил песню о путешествиях, но в окончательную версию она все же не попадет. и поет несколько куплетов из нее:

впервые, за сколько я себя помню, мне кажется, что маме искренне весело. она даже подпевает. и когда тайни умолкает, она хлопает от души. мне кажется, пора заканчивать этот фестиваль любви, пока тайни с мамой не сбежали от меня и не сколотили группу.

я предлагаю помыть посуду, мама делает вид, что она от этого в полном шоке.

я: да я постоянно мою.

мама серьезно смотрит на тайни.

мама: правда.

а потом начинает хохотать.

это меня не особо радует, хотя я понимаю, что все могло пойти куда хуже тысячей различных способов.

тайни: а я хочу посмотреть твою комнату!

и это не означает, что у него ширинка расходится! когда тайни говорит, что хочет посмотреть твою комнату, это значит, что он хочет посмотреть… твою комнату.

мама: идите. посудой я займусь.

тайни: спасибо, миссис грейсон.

мама: энн. зови меня энн.

тайни: спасибо, энн!

я: да, энн, спасибо.

тайни хлопает меня по плечу. наверное, он хотел легонько, но мне кажется, что мне в руку только что въехал «фольксваген».

я веду его к себе и даже произношу «та-да!», открыв дверь. тайни встает в центре комнаты и осматривает все вокруг, непрестанно улыбаясь.

тайни: золотые рыбки!

он идет прямиком к аквариуму. я признаюсь, что если золотые рыбки когда-нибудь захватят мир и решат устроить военный трибунал, то меня ждет петля, потому что уровень смертности в моем маленьком аквариуме куда выше, чем если бы они жили во рве с водой возле какого-нибудь китайского ресторана.

тайни: а как их зовут?

о, боже.

я: самсон и далила.