Джон Грин - Уилл Грейсон, Уилл Грейсон

я: например?

тайни: возможно, ты не заметил, но я не тот, кого в обществе принято называть красавцем. на самом деле, может, даже наоборот. вот скажи – как ты помнишь, это значит произносить вслух, вызывая иногда у других оскомину, – как ты считаешь, удается мне хоть иногда, хоть минуту не думать о том, какой я огромный? думаешь, я хоть на миг забываю о том, как другие меня воспринимают? хотя это совершенно не мой сознательный выбор. не пойми меня неправильно – я свое тело люблю. но я не настолько тупой, чтобы воображать, что и все остальные от него в восторге. и что меня бесит… что действительно обидно… так это то, что ничего другого люди во мне не видят. и так с тех самых пор, когда я стал… ну, не-маленький. тайни, привет, в футбол будешь играть? тайни, привет, ты сколько сегодня бургеров сожрал? слушай, тайни, а как ты там свой член находишь? тайни, записываем тебя в баскетбольную команду, хочешь ты этого или нет. только не вздумай смотреть на нас в раздевалке! как, уилл, легко тебе кажется?

я собираюсь что-то ответить, но он вскидывает руку.

тайни: знаешь что? для меня совершенно нормально, что у меня широкая кость. и я геем был еще задолго до того, как узнал, что такое секс. я – такой, и это отлично. я не хочу быть худым, не хочу быть среднестатистически красивым, гетеро или гением. нет, на самом деле я хочу… и никогда этого не бывает… хочу, чтобы меня ценили . ты хоть представляешь себе, что это такое – стараться делать так, чтобы все вокруг были счастливы и чтобы никто этого не замечал? я из кожи вон лез, чтобы свести другого уилла грейсона с джейн, – благодарности никакой, одни страдания. я написал мюзикл про любовь почти что, и там главному персонажу – помимо меня, конечно, по имени фил рейсон предстоит кое-что понять, но в целом он отличный парень. уилл это видит? нет. он психанул. я изо всех сил стараюсь тебе быть хорошим другом – благодарности никакой, одни страдания. я работаю над мюзиклом ради созидания, желая показать, что каждый может спеть свою песню, – благодарности никакой, одни страдания. эта пьеса – это дар, уилл. мой дар миру. она не обо мне. а о том, чем я хочу поделиться. это разные вещи, и я это вижу, но я боюсь, что кроме меня не видит никто. думаешь, мне легко, уилл? ты прямо до смерти хочешь поносить пятнадцатый размер? я каждое утро, после того как просыпаюсь, первым делом вынужден убеждать себя, что да, к концу дня я смогу сделать что-то хорошее. это все, о чем я прошу, – дать мне возможность сделать что-то хорошее. не для себя, плаксивый говнюк, который, по стечению обстоятельств, мне очень сильно понравился. а для друзей. для других.

я: но почему? в смысле что ты во мне увидел?

тайни: уилл, у тебя есть сердце. ты время от времени его даже открываешь. я вижу его. и вижу, что я тебе нужен.

я качаю головой.

я: неужели ты не понимаешь? никто мне не нужен.

тайни: это значит лишь то, что я тебе нужен еще больше.

мне все ясно.

я: ты не в меня влюбился. а в мою потребность.

тайни: кто сказал, что я хоть во что-то влюбился? я сказал «очень сильно понравился».

он делает паузу.

тайни: вот это всегда происходит. так или иначе.

я: извини.

тайни: и все всегда извиняются.

я: тайни, я не могу.

тайни: можешь, но не хочешь. ты просто отказываешься.

мне даже не надо разрывать с ним отношения, потому что он уже этот диалог у себя в голове провел. мне бы должно быть легче от того, что говорить ничего не придется. но мне только хуже.

я: ты не виноват. я просто ничего не могу почувствовать.

тайни: правда? ты сейчас ничего не чувствуешь? вообще ничего?

мне хочется сказать: никто не учил меня, что в таких ситуациях делать. разве прощания не должны быть безболезненны, когда ты не умеешь быть с кем-то вместе?

тайни: я сейчас пойду.

а я останусь. буду сидеть на качелях, когда он пойдет. буду молчать, когда он сядет в машину. не пошевелюсь, когда услышу, что он ее завел, а потом и уехал. пусть у меня все будет плохо, потому что я не знаю, как пробраться через чащу собственных мыслей и сделать то, что должен. я не изменюсь, не изменюсь, не изменюсь до тех пор, пока не умру от того, какой я есть.

только через несколько минут мне удается признаться самому себе: сколько бы я ни уверял себя, что ничего не чувствую, это ложь. мне хочется сказать, что я испытываю раскаяние, сожаление или даже вину. но всех этих слов как будто недостаточно. на самом деле это стыд. ненавистный стыд в чистом виде. я не хочу быть тем, кто я есть. не хочу быть человеком, который делает то, что сделал только что я.

дело ведь даже не в тайни.

я ужасный.

я бессердечный.

и я боюсь, что это на самом деле так.

я бегу домой. и на ходу начинаю плакать – я об этом даже не думаю, но все мое тело все равно что разрывает на куски. руки так трясутся, что я даже роняю ключи, прежде чем удается открыть дверь. дом пуст. я пуст. я пытаюсь поесть. пытаюсь забиться в постель. ничего не помогает. я чувствую. чувствую все. мне надо знать, что я не один. поэтому я достаю телефон. машинально. нажимаю на номер, слышу гудок и, как только берут трубку, кричу:

я: Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ. ТЫ МЕНЯ СЛЫШИШЬ? Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ!

я кричу, и мой голос полнится злостью, страхом, тоской и отчаянием. мама спрашивает, что случилось, где я, что происходит, а я отвечаю, что я дома и что ни в чем нельзя разобраться, а она говорит, что приедет через десять минут, я переживу десять минут? я хочу сказать, что переживу, потому что именно это она хочет услышать, но потом думаю, что вдруг она хочет знать правду, так что я ей говорю, что я что-то чувствую, по-настоящему, а она говорит, что и не сомневалась в этом, что я всегда чувствовал, именно поэтому жизнь иногда такая трудная.

уже просто от ее голоса мне становится чуть лучше, и я понимаю, что да, я ей благодарен за то, что она мне говорит, за то, что она делает, и мне надо ей об этом сказать. хотя сразу я не говорю, потому что думаю, что от этого она еще больше разволнуется, но рассказываю, когда она приходит домой, а мама говорит, что она это знает.

я немного рассказываю ей о тайни, а она говорит, что ей кажется, будто мы слишком уж много друг от друга и от самих себя требуем, это не должна быть любовь с первого взгляда, или вообще не должна быть любовь. мне хочется спросить, как было с папой, и в какой момент все превратилось в ненависть и тоску. но, может, лучше не знать. не прямо сейчас.

мама: потребность в отношениях – плохая основа для отношений. для этого требуется гораздо больше.

с ней приятно разговаривать, но и странно, потому что она моя мама, а я не хочу быть одним из тех, кто считает свою маму лучшим другом. когда более-менее отхожу, уроки давно закончились, и я решаю зайти в интернет, посмотреть, там ли гидеон. но потом понимаю, что можно послать ему эсэмэску. потом понимаю, что можно позвонить. и, наконец, понимаю, что можно позвонить и позвать его куда-нибудь. потому что он мой друг, а друзья как раз для этого.