Елена Филон - Только сияй

– Тейт! – А всё потому, что пьяный. – Куда же ты? – усмехался он. – Послушай мою песню! – Зыркнул на Джареда: – Подключай!

– Мужик, мы в отеле!

– Плевать! Подключай!

– Ладно. – Джаред подключил гитару Шейна к маленькому усилителю. – Только не делай громко, а то Кан примчится, лады?

В ответ Шейн пробежался пальцами по струнам. А я так и стояла на месте. Волны дрожи проносились по телу одновременно с тем, как пальцы Шейна скользили по струнам. Словно я его струны, а он касается меня.

Как же невыносимо это ощущение! В каждой клеточке тела, словно после долгой спячки, крохотными искорками возрождается огонь… Приятно покалывая, покусывая, обжигая…

Шейн смотрел на меня, на секунду остановился, послушав тишину, вновь ударил по струнам, и я услышала его глубокий голос:

С лёгкой пьяной ухмылкой на губах Шейн закончил петь и взглянул на меня.

Вот сейчас… сейчас тот самый момент… Тот самый пик, когда желание врезать ему по морде настолько сильно, что требуются все силы, чтобы оставаться на месте и передавать ему это желание взглядом.

Аплодисменты стихли. Джаред забрал гитару. Шейн поднялся на ноги, продолжая смотреть на меня с этой гадкой ухмылочкой на губах.

– Бенсон, – заговорила я со всем безразличием, на какое сейчас только была способна, – ты такой придурок. И ты такой жалкий.

И Шейн прекратил улыбаться.

Я вернулась к себе в номер и заперла дверь.

Приняла душ, переоделась в безразмерные пижамные штаны и растянутую футболку, что ниже груди больше ничего не прикрывала. Да и кого мне стесняться?.. Забралась в кровать и попыталась уснуть.

Было сложно. Слишком много мыслей… Должна ли я поговорить с Калебом сейчас? Может, написать ему? Наверняка ему не по себе… Но ведь он мог и не играть в эту игру, мог не вестись на провокации Шейна, тем более если догадывался, каким будет вопрос. Ведь он сам сказал, что он взрослый парень, а не маленький мальчик, так что, наверное, даёт отчёт тому, что делает.

Но разве может он меня любить?.. За что? Любовь не так проста, чтобы с уверенностью заявлять о любви к человеку, о котором почти ничего не знаешь… Может, Калеб специально это сказал?.. Чтобы позлить Шейна?

Несколько раз брала в руки телефон, но так и не рискнула написать первой.

Уже больше часа прошло, как вернулась в номер, а уснуть всё не получается. Эти мысли… чёрт бы их побрал! Я должна думать о контракте и о завтрашнем дне, а не о мужиках!

Не надо было идти на эту вечеринку.

Резко села в кровати, и одновременно с этим раздался громкий настойчивый стук в дверь.

Калеб. Тоже уснуть не может? Пришёл объясниться?

Оно и к лучшему.

Совсем не позаботилась о том, чтобы хотя бы халатом прикрыть полуобнажённое тело, и открыла дверь.

Но Калеба за ней не было.

Лохматая мокрая голова Шейна опущена вниз, капельки влаги срываются с кончиков волос и приземляются на светлый плиточный пол. Тоненькие струйки сбегают по жилистой шее и прячутся под воротом намокшей футболки. Руки упираются в дверную коробку, загораживая путь.

Я застыла.

В который раз за день со мной это происходит? В который раз за день сердце замирает и подпрыгивает к самому горлу, неистово стуча и вынуждая задыхаться?

Не могу и слова из себя выдавить. Не могу вздохнуть.

Почему он здесь?..

Шейн слегка приподнял голову, глядя на меня из-под нахмуренных бровей. Карие глаза хоть и полны злости, но пьяного блеска в них больше. На этот раз мышцы лица напряжены, челюсти плотно сомкнуты и играют желваками. Хоть и пьян, но выглядит решительно.

– Что тебе надо? – наконец совладав с дрожащим голосом, выдохнула я.

Взгляд Шейна обжигал, рисуя взглядом огненные дорожки по моему обнажённому животу и по груди под тонкой тканью футболки. Он шумно втянул ноздрями воздух, словно пытаясь прийти в чувства, и требовательно посмотрел в глаза.

– Мы не доиграли. – Криво улыбнулся. – Правда или желание, Миллер?

Он её любит?..

Любит?

Серьёзно?

Да чёрта с два!

Калеб её любит! Чтоб мне сдохнуть!

Сука…

Что здесь можно разбить?! Стену? Телик? А может, голову Калеба?!

Что за чушь?! Какое ещё «любит»?!

Миллер ушла, одарив меня на прощание взглядом, полным отвращения.

Я тут же схватил Дани и потащил к себе в комнату. Швырнул на кровать, стянул с себя футболку и велел ей раздеваться.

Что это она делает? Возмущаться пытается?

Я просто хочу её трахнуть!!! Что ещё за трёп?!

Чёрт… В глазах плывёт. Как же я пьян…

Накинулся на Дани. Припал ртом к её рту, сжал в ладони её грудь и тут же отскочил назад, с громким рыком ударив ногой по стулу: тот отлетел в противоположную стену, расколовшись надвое.

Упёрся руками в стол и опустил голову.

«Миллер… Сука… Что ты со мной сделала?..»

Все эти рты, губы, тела… не могу их касаться после того, как тело Миллер принадлежало мне. После того, как я был готов до скончания веков целовать каждый сантиметр её тела. Её тело… оно безупречно. Словно создано для меня… Для моих рук, для моих губ… Все остальные… все несовершенны. Плевать на них.

Кто такая Дани по сравнению с ней?! Никто… Потому что эта дрянь, Миллер, не выходит из головы!

Чёрт!!!

С новым рыком ярости ударил по столу. Дани взвизгнула.

Круто развернулся к ней:

– Убирайся.

– Шейн… Что с тобой? Тебе плохо? – коснулась руками моего лица.

Ничего. Ничего не чувствую.

Убрал от себя её руки.

– Уходи, Дани.

– Но, Шейн…

– УХОДИ!

– Ладно…

Дверь хлопнула.

Что она у меня сегодня спросила? Притворяюсь ли я? С чего она это взяла? Считает, что за какой-то один грёбаный день, проведённый со мной, достаточно хорошо узнала меня?