Эмма Донохью - Чудо

– Вы держите шортгорнов, мистер О’Доннелл?

– Ну, сейчас совсем немного, – ответил он. – Я беру в аренду пару заливных лугов для пастбища. И продаю… сами знаете что, для удобрения.

Либ поняла, что он имеет в виду навоз.

– Скот иногда… – Малахия умолк. – Можно сказать, с ними больше беспокойства, чем выгоды. То отобьются от стада, то ноги переломают, то застрянут где-нибудь…

Что еще Либ видела во дворе фермы?

– Наверное, у вас есть домашняя птица?

– Теперь они будут принадлежать Розалин, миссис О’Доннелл. – Мужчина кивнул в последний раз, словно договорившись о чем-то, и погладил дочь по волосам. Выходя, он обернулся: – Хотел сказать… Там парень из газеты.

– Прошу прощения?

Малахия указал в сторону окна. Сквозь закопченное стекло Либ увидела фургон.

– Туда нужно отвести Анну.

– Куда отвести? – резко спросила Либ.

Право, о чем только думают люди из комитета, когда организуют наблюдение в этой тесной и грязной лачуге, а потом вдруг отправляют ребенка неизвестно куда?

– Чтобы сделать ее портрет, – объяснил отец. – Сфотографировать.

На одной стороне фургона вычурными буквами была сделана надпись: «РЕЙЛИ И СЫНОВЬЯ, ФОТОГРАФЫ». С кухни доносился незнакомый голос. О, это уж чересчур! Сделав несколько шагов, Либ вспомнила, что ей нельзя отходить от девочки. Она остановилась, обхватив себя руками.

В комнату ворвалась Розалин О’Доннелл.

– Мистер Рейли готов сделать твой дагеротип, Анна.

Девочка кивнула.

– Это действительно нужно? – спросила Либ.

– Его должны напечатать в газете.

Напечатать портрет этой маленькой плутовки, словно она королева. Или, скорее, двухголовый бык.

– Студия далеко отсюда?

– Он сделает это прямо в фургоне.

Миссис О’Доннелл ткнула пальцем в окно.

Либ выпустила девочку вперед, но оттолкнула от ведра без крышки, из которого резко пахло химикалиями. Она узнала запах алкоголя и… был ли это эфир или хлороформ? Эти неприятные запахи вызвали в ее памяти Шкодер, где в ходе непрерывных ампутаций обезболивающие кончались очень быстро.

Помогая Анне подняться по откидным ступеням, Либ снова сморщила нос, почувствовав более сложный неприятный запах. Что-то вроде уксуса и гвоздей.

– Писака был и ушел, да? – спросил находящийся внутри мужчина с прилизанными волосами; Либ прищурила глаза. – Журналист, который пишет про девчушку.

– Я ничего не знаю про журналиста, мистер Рейли.

Сюртук фотографа был чем-то заляпан.

– Встань, пожалуйста, около этих красивых цветов, – сказал он Анне.

– Если придется долго находиться в одном положении, может быть, ей лучше сесть? – спросила Либ.

Она сама один раз позировала для дагеротипа в группе медсестер мисс Н., и это занятие показалось ей утомительным. Через несколько минут от начала одна непоседливая девушка слегка пошевелилась, все изображение смазалось, и пришлось начинать заново.

Рейли хохотнул и на несколько дюймов передвинул камеру, установленную на штативе с колесиками.

– Перед вами мастер современного мокрого процесса. Мне потребуется на это три секунды. Не более десяти минут от затвора до пластины.

Анна стояла там, где ее поставил Рейли, у консоли, положив на нее правую руку рядом с вазой шелковых роз.

Фотограф наклонил зеркало на подставке, так что прямоугольник света упал на лицо Анны, потом нырнул под черное покрывало, наброшенное на камеру.

– Подними глаза, девонька. На меня, на меня.

Взгляд Анны неуверенно блуждал по сторонам.

– Посмотри на публику.

Для девочки это значило еще меньше. Ее взгляд остановился на Либ, и она чуть улыбнулась, хотя Либ не улыбалась.

Рейли высунулся из-под покрывала и вставил в аппарат деревянный прямоугольник.

– Теперь замри. Не шевелись. – Он снял с линзы латунную крышку. – Раз, два, три… – Потом быстрым движением вернул ее на место и откинул с глаз сальные волосы. – Можете идти, дамы.

Толкнув дверь, фотограф выскочил из фургона, потом снова забрался туда с ведром вонючих химикалий.

– Почему вы держите это на улице? – взяв Анну за руку, спросила Либ.

Рейли дергал за шнуры, по очереди опуская жалюзи на окнах, отчего в фургоне стало темно.

– Опасность взрыва.

Либ подтолкнула Анну к двери.

Выйдя из фургона, девочка глубоко вдохнула и посмотрела в сторону зеленых полей. На улице она выглядела еще бледнее, на виске проступала голубая жилка.

В спальне девочки день тянулся бесконечно. Анна шептала молитвы и читала свои книги. Либ принялась читать скучную статью про грибок из журнала «Круглый год». Анна выпила еще две ложки воды. Они сидели всего в нескольких футах друг от друга. Время от времени Либ бросала на девочку взгляд поверх страницы. Странно чувствовать себя настолько привязанной к другому человеку.

Либ не могла даже сходить в туалет, пришлось воспользоваться ночным горшком.

– Тебе тоже нужно, Анна?

– Нет, спасибо, мэм.

Либ оставила горшок у двери, прикрыв его тряпкой. Она с трудом сдерживала зевоту.

– Хочешь прогуляться?

– А это можно? – оживилась Анна.

– Конечно, если я пойду с тобой.

Либ хотела проверить выносливость Анны, посмотреть, мешают ли девочке двигаться отеки на ногах. Кроме того, ей нестерпимо было оставаться в этой тесной комнатушке.

На кухне Розалин О’Доннелл на пару с Китти снимали ситечками сливки с молока. По виду горничная была раза в два меньше хозяйки.

– Тебе что-нибудь нужно, детка? – спросила Розалин.

– Нет, спасибо, мамочка.

Пища, подумала Либ, необходимая вещь для каждого ребенка. Разве кормление ребенка с первых дней жизни – не главное занятие матери? Худшее огорчение для женщины – это когда ребенка нечем накормить. Или видеть, как ребенок отворачивает маленький рот от еды.

– Мы пойдем прогуляемся, – сказала ей Либ.

Женщина прихлопнула жирную муху и вернулась к своему занятию.

Существуют лишь два возможных объяснения безмятежности ирландки, решила Либ. Или она настолько уверена в Божественном вмешательстве, что не беспокоится за дочь… или знает, что девочка тайком получает еду.

Анна шла, шаркая ногами и тяжело ступая в мальчишеских ботинках, и, когда переносила вес с одной ноги на другую, слегка пошатывалась.

– Ты укрепляешь шаг мой, – пробормотала она, – да не колеблются ноги мои.

– У тебя болят колени? – спросила Либ, когда они шли по тропинке мимо суетливых коричневых куриц.

– Не особенно, – подставляя лицо солнцу, ответила Анна.

– Это все поля твоего отца?

– Он берет их в аренду, – уточнила девочка. – У нас нет своих.

До сих пор Либ не видела никаких наемных работников.

– Он сам делает всю работу?

– Ему помогал Пэт, когда был с нами. Здесь растет овес, – сказала Анна.