Кортни Маум - Мне так хорошо здесь без тебя

– Ну что, интересная тут собралась публика, – заметила она.

– Анна, я не… я просто…

Она остановила меня, вскинув ладонь:

– Один вопрос. Я не хочу устраивать тут сцену. Но должна узнать. Ты так и хранишь ее письма?!

– Нет, я их все порвал и выбросил. Кроме одного.

Она проследила за моим взглядом. Машина «Вирпул» старательно крутила масляную жижу. У Анны дернулась губа.

– Ты его уничтожил…

Я кивнул, наблюдая, как обида на ее лице уступает место замешательству.

– Ну что ж… – Она вздохнула, подошла к машине, провела пальцем по круглой дверце из оргстекла. – Думаешь, все получится? Страховку оформил, на случай если рванет?

Я заверил ее, что оформил и что все будет нормально. Мы стояли бок о бок перед машиной, как жених с невестой перед токсичным свадебным тортом.

– Ты рукав соусом испачкал, – сообщила Анна, указывая мне на манжет. – Или это бензин?

Я поскреб ногтем пятно, думая, как поддержать разговор.

– Кстати, мне нужно тебе кое-что сообщить. Я не уверена, что мы с Камиллой сможем остаться до конца. Ну, то есть мы обязательно посмотрим, как ты будешь все развешивать, но потом… В общем, есть кое-что еще…

У меня по спине побежали мурашки. Обычно совсем не в духе Анны так мяться и подбирать слова.

– Что?

– Я ходила на свидание, Ричард. Вернее, на два.

У меня подкосились ноги и зазвенело в ушах.

– Мы так не договаривались! – выпалил я. – Про свидания речи не шло! Мы договорились просто немного пожить отдельно!

– Ну, пока ничего такого и не было. Ну, ты меня понял.

– Ты ходила на два свидания!

– Я просто хотела попробовать. – Анна нервно огляделась и закончила шепотом: – Я хочу знать.

– Это твой ассистент с работы? Томас, да?

К моему ужасу, она покраснела.

– Не важно, кто это. Я просто подумала, что должна поставить тебя в известность.

– Что, именно здесь?! Нашла время! Мне сейчас плохо станет…

– Я ничего такого не сделала. Мне просто были нужны положительные эмоции.

– Сколько положительных эмоций?

– Зря я тебе сказала.

– Нет! Да! Нет! Мы так не договаривались! Надо установить правила! Мне в голову не могло прийти, что… – Я заметил, что мужчина из толпы смотрит на нас во все глаза, зыркнул на него, и он отвернулся. – Я не думал, что все зайдет так далеко! – продолжил я, перейдя на шепот. – Почему ты раньше не сказала? Как мне это понимать?

– Я не уверена, что у тебя в голове вообще откладываются мои слова, – парировала Анна, смутившись. – Ладно, извини, что не поставила тебя в известность раньше. Ничего особенного пока не происходит. Ты просто знай, что я не сижу вечерами над списком «за» и «против». Чтобы принять решение, я должна понимать… альтернативы.

– Я не могу. Я не могу сейчас это слышать…

– Прости. – Она взяла меня за руку. – Просто ты назвал ее имя, и мне показалось, что это подходящий момент…

Ее пальцы на моей взмокшей ладони были прохладны. Мне хотелось упасть и отключиться.

– Давай сделаем вид, что я ничего не говорила, – предложила она. – Можешь отправить это маленькое признание в стирку.

– Пожалуйста, только не спи с ним, – взмолился я. – Пожалуйста!

Она могла бы ответить, что у меня нет никакого права этого от нее требовать, но она лишь молча отстранилась и пошла к Камилле. Через минуту обеих в зале уже не было.

Я неверно оценивал ситуацию, и осознание масштабов этого заблуждения выбило почву из-под моих ног. Я надеялся, что после успешного мероприятия мы поговорим, и, возможно, она признается, что скучала, и согласится со мной поужинать. До того как она сказала, что должна уйти раньше, я так вознесся в своих надеждах, что уже ожидал приглашения заехать сегодня вечером домой, – но теперь вижу, что дела пойдут таким образом, что в квартиру я больше не вернусь.

В совершенно растрепанных чувствах я принялся вынимать из машин склизкое месиво и складывать в брезентовые мешки.

Азар объявил, что мы переходим к сушке. Заинтересованной публики тут же прибавилось. Человеческие особи всегда любят смотреть на разруху.

Элис помогала мне с гравировальным аппаратом. Пока я пристраивал очередной предмет на бельевую веревку, Элис выбивала для него армейский жетон, который я вешал на прищепку. На удивление, большая часть вещей пережила стирку относительно неплохо, хотя изображения на фотографиях и плакатах стали размытыми пятнами. Плюшевые игрушки превратились в форменную жуть – то есть отвечали требованиям современного искусства. Письмо Лизы теперь представляло собой шарик жирной жеваной бумаги. Была бы у меня под рукой пластиковая челюсть, я бы приделал ее к финальному посланию бывшей любовницы, и получилась бы тератома [28].

Руками в латексных перчатках я доставал один предмет за другим, выбрасывал в мусорную корзину то, что совсем превратилось в труху, и вешал то, что еще было возможно повесить. Едва очередной предмет оказывался на веревке, с него начинал капать бензин. И в этом был дополнительный бонус, о котором я не подумал раньше. Все смотрелось так, будто зверски замученные вещи истекают кровью. Я еще не успел закончить, а камеры уже начали щелкать у меня за спиной. В толпе даже послышалось одобряющее улюлюканье. Я мысленно поблагодарил группу поддержки за возвращение мне малой толики самоуважения.

Фотографы охотно снимали толпу: многие зрители щеголяли в защитных масках, что выглядело весьма эффектно. Когда я давал интервью финскому журналисту, подошла Анна и сообщила, что им пора. Камилла стояла рядом и зажимала нос.

– Да, заяц, воняет, как на заправке. – Я хотел погладить ее по голове, но вспомнил, что на руках у меня перемазанные бензином перчатки. – Тебе понравилось?

Однако Камилла слишком увлеклась разглядыванием финна, у которого как будто не было бровей, и воздержалась от комплиментов в мой адрес.

Анна извинилась перед журналистом и сказала:

– Мы уже совсем опаздываем. Поздравляю, Ричард. Получилось очень здорово.

Это прозвучало грустно и нежно.

– Господи, ты мне хоть позвонишь?

Анна явно смутилась от этого вопроса, заданного при всех.

– Милая, поздравь папу.

Как только они с Камиллой скрылись в толпе, журналист взялся за меня:

– Это была ваша жена?

Я смотрел Анне вслед, снимая испорченные перчатки. А потом дал честный ответ:

– Была.

По всем критериям мира искусства, моя инсталляция имела успех. Много хвалебных отзывов в европейской и американской прессе – в том числе и пространный панегирик от бывшего работодателя Лизы, «Геральд трибюн». Со мной вышли на связь даже из «Нью-Йорк таймс» по поводу интервью, и мне пришлось впервые в жизни делать свой студийный портрет.

К середине апреля в Ираке творилась фантастическая жуть. Рухнула бронзовая статуя Хусейна, и началось повсеместное мародерство, никак не пресекаемое иностранными войсками. Штаты недвусмысленно продемонстрировали истинную сферу своих интересов, выставив вооруженную охрану только вокруг Министерства нефти, а Национальный музей Ирака оставив на разграбление. Кому нужно «культурное наследие», когда речь о чужой культуре?