Эрик-Эмманюэль Шмитт - Евангелие от Пилата

– Фонтаном? – повторил врач. – Но ведь из трупа как раз и не брызжет кровь. Она из него может сочиться, густая, коричневатая. Она едва течет. Но не брызжет! Теперь мы можем быть уверенными в том, что распятый не умер, когда вы хотели удостовериться в его кончине.

– Мой удар прикончил его!

– Удара копья недостаточно. Расскажи лучше, каким было тело, когда ты снимал его. Горячим? Теплым? Холодным? Еще гибким или уже окоченевшим? Расскажи нам обо всем.

Галл побагровел. И уткнулся глазами в пол. Я перехватил эстафету у врача и приказал немедленно отвечать.

– Ну что ж… то есть… Нам было трудно судить, потому что мы в это время снимали двух других…

– Как! Разве Иисуса с креста снимали не наши люди?

– Наши снимали тех, кто висел по бокам. У них не было семьи, никого. А снимать назареянина… там было полно народа, многие хотели этим заняться… В том числе и тот господин, что приходил к тебе…

– Иосиф из Аримафеи!

– Да, а поскольку мы спешили…

Не знаю, что тебе сказать, дорогой мой брат, был ли я больше разъярен или испытал облегчение. Я разыграл гнев и посадил этих людей под арест; прокуратор должен наказывать за любое упущение при исполнении приказа. Но мне лучше потерять авторитет, чем разум; я испытал невиданное облегчение оттого, что все разъяснилось. Кстати, остальные посаженные в тюрьму солдаты подтвердили, что даже не дотронулись до тела назареянина, а один из них, бахвалясь своей ловкостью, заявил мне напоследок:

– Мы сняли с креста двоих, а евреи еле успели снять одного. Сразу было видно, что у них нет навыков. Они трижды пытались извлечь большой гвоздь из ноги. Мы привычны к мертвечине и не церемонимся. А они обращались с ним так, словно он мог еще что-то чувствовать.

В тот вечер я понял, что на земле Палестины у меня есть враг, враг, о котором я не подозревал, который манипулирует Каиафой, мною, синедрионом, учениками Иисуса и, быть может, самим Иисусом. Речь идет об Иосифе из Аримафеи. Он предвидит, предугадывает, путает следы и пользуется законом и календарем, чтобы обмануть нас. Зная, что три пасхальных дня не позволяют оставлять распятого на кресте, он с самого начала решил использовать этот козырь: Иисус, арестованный в ночь перед началом праздника, отданный под суд, осужденный на следующий же день, не имел бы времени умереть на кресте! На пути к месту казни крест нес сообщник, чтобы сохранить осужденному силы и тайком сообщить о плане. Через пять часов Иисус притворяется мертвым, и Иосиф бежит ко мне во дворец, чтобы доложить о его смерти, а потом, ссылаясь на еврейские обычаи, просит меня казнить двух остальных, чтобы похоронить все три трупа. И вместе с сообщниками освобождает Иисуса, с предосторожностями переносит его в приготовленную могилу, накачивает стражу Каиафы снотворным, а ночью забирает раненого. Он дает ему три дня на выздоровление, пряча среди слуг. Потом начинает его показывать, всегда на короткое время, всегда крайне осторожно, ибо раненый еще слаб.

Иосиф боится смерти назареянина. В эти дни он умножает количество встреч, потом, чтобы опустить покров тайны, решает удалить его, скрыв в Галилее. Если назареянин очень плох и умрет, Иосиф распространит слух, что Иисус явится народу в последний раз перед тем, как вознестись в царство Отца Своего.

Если я не буду действовать быстрее Иосифа, он постарается вбить в головы людей, что Иисус и есть Мессия. Я послал нескольких человек по следам этих двух мошенников. Ведь они могут не только спровоцировать восстание евреев против Рима, но и изменить все представления человечества о самом себе. Если в ближайшие дни они подтвердят слух о воскресении, остальные культы будут ниспровергнуты, а еврейская философия накроет своим туманом твердь и воды.

Этой ночью мои люди рыщут по Палестине, чтобы поймать мошенника Иосифа и его сообщника Иисуса. То, что я вначале счел мелким галилейским делом, может стать заговором против всего мира и изменить мнение человечества о самом себе.

Успокойся, твой брат справился со слабостью. Когда ты получишь мое письмо, все уже, несомненно, успокоится. И я поспешу известить тебя об этом. А пока береги здоровье.

– Я понимаю, почему Рим властвует над миром.

Таково было заключение Каиафы, когда я сообщил ему о своих выводах. Мы на радостях выпили, купаясь в радостной атмосфере разрешенной загадки. После нескольких бокалов лесбийского вина показались смешными проделки Иосифа: истощенный, неузнаваемый Иисус, которого лечили на наших глазах женщины, когда мы искали труп; Иисус с его короткими появлениями на людях, ведь он еще выздоравливал. Краткость этих явлений давала иллюзию чуда. Нас особенно развлекла одна деталь этой махинации: бинты и погребальное полотно, оставленные в могиле. Иосиф, явившись за раненым, якобы отошедшим в вечность, несомненно, потребовал, чтобы Иисус переоделся, дабы не быть узнанным на улицах Иерусалима. Он уже предвидел, что наивные умы, обнаружив лишь земные вещи, принадлежавшие назареянину, легко придут к заключению, что колдун таинственным образом растворился в небе.

Моя первая когорта вернулась с фермы Иосифа и подтвердила его бегство. Он бросил дом, поручив скот и виноградники трем служанкам. Их немного потрясли, а после нескольких угроз они признались, что Иосиф с родными отправился в Назарет, чтобы встретиться с Иисусом.

Мои остальные когорты уже прочесывали дороги Галилеи.

Наше единственное расхождение с Каиафой касается сообщничества Иисуса с Иосифом. Каиафа в нем уверен, а я нет.

Каиафа видит в Иисусе прозорливого мошенника, исключительно умного, способного улавливать слабости и желания народа. Все в его демагогических выступлениях сводится к постепенной вербовке сторонников. Он знает, под каким давлением закона находятся все евреи, от которых требуется ежедневное и тщательное соблюдение всех предписаний. Он умело отделывается от строгого подчинения правилам и бросает свое слово: «Суббота для человека, а не человек для субботы». Он знает, как страдают женщины, ибо их роль в еврейском обществе сведена к работе чрева-производителя: он льстит им и, умножая свои слова о любви, затрагивает самые чувствительные струны их души. Он знает, что большинство мужчин едва зарабатывают на то, чтобы прокормиться, а потому превозносит бедность и бичует богачей. Он знает, что население Палестины разобщено, ибо разноплеменно, и развивает в своих проповедях тему братства, дабы собрать улов во всех народах. Он знает, что люди постоянно грешат, и изобретает прощение грехов. Он знает, что евреи набожны и чтут традиции, и утверждает, что пришел не уничтожать, а созидать, не нарушать, а исполнять. Он знает Священное Писание в малейших деталях и пытается реализовать пророчества, чтобы его признали Мессией. Он знает, что его осуждение синедрионом близится, и предрекает его. Из еврейского закона он знает, что, если его распнут до начала трехдневной Пасхи, тело его не может быть выставлено на всеобщее обозрение, и организует свой арест, своим молчанием ускоряет вынесение приговора. Он знает, что должен сохранить силы, чтобы выдержать несколько часов на кресте, и играет на своей слабости, дав нести крест прохожему. Он знает, что его должны снять с креста до наступления вечера, прощается с миром и притворяется мертвым. Он объявил, что через три дня воскреснет, и скрывается трое суток, потом начинает являться людям. Каиафа никогда не верил в искренность назареянина, он видел в его действиях лишь прекрасный способ окружить себя множеством слабых людей, превратив их в могучую армию, армию, чьим оружием станут вера и надежда на спасение.