Дэвид Уоллес - Бесконечная шутка (= Infinite jest | отрывок, перевод не завершён)

- Так устал, что почти под кайфом.

- Но под кайфом без кайфа, - говорит Трельч.

- Эт даж был бы кайфовый кайф, если б в 1900 не надо было еще учицца, - говорит Стайс.

- Штитт мог бы и не напрягать нас так за неделю до промежуточной сессии.

- Тренеры и учителя могли бы сами как-то напрячься и согласовать расписания.

- Это была бы кайфовая изнуренность, если б после ужина можно было пойти, присесть, поставить мозг на нейтралку и посмотреть что-нибудь несложное.

- Не волноваться насчет нормативных форм глагола или четкости.

- Откинуться.

- Посмотреть что-нибудь со сценами погонь и где все взрывается.

- Расслабиться, покурить бонг, полистать каталоги чулок, пожевать гранолы большой деревянной ложкой, - мечтательно говорит Сбит.

- Переспать.

- Свалить на вечерок в самоволку.

- Натянуть старый скафандр и слушать атональный джаз.

- Секс. Переспать.

- Пежиться. Погрешить. Перепихнуться.

- Найти официантку из киоска в драйв-ине в сеэро-восточной Оклахоме с бальшими сиськами.

- Такие огромные розово-белые сиськи, как с французских картин, когда сами вываливаются.

- Такой здоровой деревянной ложкой, что в рот не вломишь.

- Просто вечерком расслабиться вволю.

Пемулис отрыгивает два куплета из «Chances Are» Джонни Мэтиса, недорыганных в душе, затем углубляется в изучение чего-то на левом бедре. Шоу надул пузырь из слюны, выросший до такого исключительного размера, что за ним наблюдает полкомнаты, пока он наконец не лопается в тот же момент, когда Пемулис дорыгивает.

Эван Ингерсолл говорит:

- В деканате сказали, что хотя бы в субботу на день Взаимозависимости у нас выходной.

Несколько голов старшеклассников поднимаются к Ингерсоллу. Пемулис двигает языком, тыкая им в щеку.

- Флабба-флабба, - трясет щеками Стайс.

- Отпустят только с уроков. А тренировки и матчи, как сказал Делинт, славно идут по плану, - поправляет Фрир.

- Но в воскресенье никаких тренировок, до концерта.

- Но все равно матчи.

Все юниоры, присутствующие в комнате, входят в континентальный топ-64, кроме Пемулиса, Ярдли и Блотта.

Всегда понятно издалека, сидит ли еще Шахт в туалетной кабинке у душевой, даже если Хэлу не видно носки шахтовых гигантских сиреневых шлепок под дверцей кабинки сразу от широкого прохода в душевую. Есть что-то смиренное, даже безмятежное в недвижных ногах под дверью. Ему приходит в голову мысль, что поза дефекации – поза покорности. Голова опущена, локти на коленях, пальцы сплетены между коленей. Какое-то скрюченное вечное тысячелетнее ожидание, почти религиозное. Лютеровские башмаки на полу у ночного горшка, безмятежные и, наверное, деревянные, лютеровские башмаки 16-го века, в ожидании откровения. Безмолвные пассивные муки многих поколений коммивояжеров на привокзальных толчках - головы опущены, пальцы сплетены, начищенные туфли недвижны, в ожидании едкого потока. Женские тапочки, пыльные сандалии центурионов, подкованные боты портовых грузчиков, тапочки Папы Римского. Все в ожидании, носки смотрят вперед, слегка притопывают. Здоровые мужики с кустистыми бровями в шкурах, скрюченные у круга света костра со скомканными листьями в руке, в ожидании. У Шахта болезнь Крона [73] Хроническое воспаление терминального отдела подвздошной кишки и прилегающих тканей, названное в сомнительную честь доктора Крона в 1932 до э. с. - наследие от отца с язвенным колитом - и во время каждого приема пищи ему приходится принимать ветрогонные, и терпеть кучу подколок насчет проблем с пищеварением, и плюс ко всему он приобрел подагрический артрит, тоже каким-то образом из-за болезни Крона, который засел в правом колене и вызывает на корте жуткие боли.

Ракетки Фрира и Дылды Пола Шоу со стуком падают со скамьи и Бик и Блотт бросаются поднять и вернуть их на место, Бик - одной рукой, потому что второй придерживает полотенце.

- Потому что что у нас было, так, посмотрим, - говорит Сбит.

Пемулис любит петь в акустике кафеля.

Сбит тычет пальцем в ладонь то ли чтобы подчеркнуть важность, то ли для подсчета.

- Примерно, скажем, часовая пробежка у команд А, тренировка на час пятнадцать, два матча подряд.

- Я сыграл только один, - вставляет Трельч. - Утром была умеренная температура, Делинт разрешил на сегодня сбавить обороты.

- Народ, который после трех сетов, играли тока один матч, вот Сподек и Кент точно, - говорит Стайс.

- Забавно, как Трельч - как у него начинает скакать температура, как только начинаются утренние тренировки, - говорит Фрир.

- ...положим в среднем два часа на матчи. В среднем. Затем полчаса на тренажерах под надзором гребаных бусинок Лоуча с его планшетом. В общем, скажем, пять часов энергичного движения нон-стоп.

- Поступательных и напряженных усилий.

- Штитт решительно настроен в этом году, чтобы мы в Порт-Вашингтоне песенки не распевали.

Джон Уэйн за все время не произнес ни единого слова. Содержимое его шкафчика аккуратно и организовано. Он всегда застегивает рубашку снизу-вверх до последней пуговицы, словно собирается надеть галстук, которого у него даже нет. Ингерсолл тоже одевается из маленького квадратного шкафчика для старшеклассников.

Стайс говорит:

- Вот тока, кажется, они забыли, что у нас еще пубертатный период.

Ингерсолл, как кажется Хэлу, на вид полностью лишен бровей.

- Говори за себя, Тьма.

- Я грю, что напрягать наш пубертирующий скелет - очень недальновидно, - повышает голос Стайс. - Че мне делать, когда бует двадцать, а я играю нон-стоп, скелетно переутомленный и подверженный травмам?

- Темный прав.

Завитый клочок мутной полирольной шелухи и зеленая нитка спортивной ленты GauzeTex сложно переплелись с синими волокнами ковра у левой лодыжки Хэла, которая слегка раздута и синего оттенка. Он напрягает лодыжку каждый раз, как это замечает. Сбит и Трельч недолго спарингуются с открытыми ладонями, делая ложные выпады и дергая головами, не вставая с пола. Хэл, Стайс, Трельч, Сбит, Рейдер и Бик согласно предписанию академии ритмически сжимают игровыми руками теннисные мячики. На плечах и шее Сбита дикие сиреневые воспаления; Хэл также заметил фурункул на внутренней стороне бедра Шахта, когда Тед садился. Отражение лица Хэла умещается ровно в одну из плиток на стене напротив, и если он медленно двигает головой, лицо искажается и с оптическим звоном снова возвращается к норме в следующей плитке. Особое пост-душевое ощущение общности развеивается. Даже Эван Ингерсолл бросает быстрый взгляд на наручные часы и прочищает горло. Уэйн и Шоу оделись и ушли; Фрир, главный приверженец полироли, ковыряется в волосах у зеркала, Пемулис теперь тоже встает, чтобы отодвинуться от ног и руки Фрира. Глаза у Фрира выпученные и широкие, из-за чего, как говорит Аксхэндл, кажется, будто Фрира то ли бьют током, то ли душат.