Вирджиния Эндрюс - Руби

Жизель, явно ожидавшая, что на нее обрушатся потоки слез и обвинений, смотрела на меня открыв рот.

– Да, это правда, я выросла в другом мире, который кажется жителям больших городов диким и грубым, – продолжила я. – Люди, которые меня окружали, не обладали изысканными манерами и, наверное, показались бы тебе неотесанными. Но никто из них не мог бы сравниться в жестокости с тобой и твоими друзьями, Жизель. Никому из них и в голову не пришло бы устроить такую дикую забаву. Я надеялась, мы с тобой станем сестрами, настоящими сестрами, которые во всем поддерживают друг друга. Теперь я понимаю, что это невозможно. У тебя лишь одно желание – отравлять мою жизнь всеми возможными способами.

Самообладание все же изменило мне. Голос дрогнул, по щекам потекли слезы.

– А чего ты хотела? – пробормотала Жизель. Голос ее тоже дрожал. – Да, по твоей милости я превратилась в стерву! Но кто бы на моем месте поступил иначе? Живешь себе спокойно, и вдруг в один прекрасный день тебе на голову сваливается сестрица, которая нужна тебе как рыбе зонтик! И все в твоей жизни идет наперекосяк! Потому что из-за этой чертовой сестрицы все сходят с ума! Ты украла у меня Бо! Разве это не подлость?

– Я его не крала! – возмутилась я. – Ты сказала, что он тебе надоел, забыла?

– Надоел он мне или нет, я не хочу, чтобы он встречался с тобой! – выпалила Жизель. – Предупреждаю: если родители будут тебя расспрашивать, лучше тебе на меня не жаловаться. Иначе пожалеешь!

Она резко повернулась и захлопнула дверь.

В тот же вечер позвонил доктор Шторм. Учитель, который разнял дерущихся Бо и Билли, отнял у них злополучную фотографию и отнес директору. После телефонного разговора с доктором Штормом Дафна велела нам с Жизелью явиться в гостиную. Гнев Дафны был так силен, что исказил ее обычно непроницаемое лицо. Глаза ее буквально вылезали из орбит, ноздри раздувались, линия рта некрасиво изогнулась.

– Кто из вас позировал перед камерой в непристойном виде? – вопросила она.

Жизель потупилась.

– Никто не позировал, мама, – ответила я. – Мальчишки спрятались в комнате Клодин. Они сидели в шкафу, но никто из нас об этом не знал. Когда я переодевалась в костюм для игры, которую мы придумали, они выскочили и сделали снимок.

– В результате мы стали посмешищем для всей школы, – бросила Дафна. – Родителей Бо Эндрюса вызвали к директору. Я только что говорила по телефону с Эдит Эндрюс. Она вне себя от ярости. У Бо никогда не было проблем в школе. И виной всему ты!

– Но…

– У себя на болотах ты часто развлекалась подобным образом?

– Никогда!

– Ты обладаешь удивительным умением впутываться в скверные истории. Я не желаю, чтобы ты навлекала неприятности на всех нас, и поэтому вынуждена пойти на строгие меры. Отныне я запрещаю тебе выходить из дому куда-либо, за исключением школы. Никаких вечеринок, свиданий, никаких ужинов в ресторане. Понятно?

Оправдываться не имело смысла. Я поставила Дафну в неловкое положение, то есть совершила самый тяжкий из всех возможных грехов.

– Да, мама, – прошептала я, сдерживая слезы.

– Отцу пока ничего не известно. Разумеется, я расскажу ему о твоих новых достижениях, когда он вернется. А сейчас иди в свою комнату и оставайся там до ужина.

Я послушно побрела наверх. Странное безразличие овладело моей душой. Я больше не ощущала ни обиды, ни боли. Пусть Дафна, если ей угодно, считает меня закоренелой развратницей. Мне все равно.

Жизель заглянула ко мне, удовлетворенно улыбнулась, но не сказала ни слова. Ужин в тот вечер прошел весьма уныло. Дафна метала злобные взгляды, отец подавленно молчал. Я понимала, что разочаровала его, и старалась не смотреть в его сторону. Когда Дафна приказала мне и Жизели идти наверх, я вздохнула с облегчением. Оказавшись в своей комнате, Жизель сразу бросилась к телефону. Ей не терпелось поделиться последними новостями с подружками.

Когда я легла, перед глазами у меня долго стояли Мама Деде, питон, лента Жизель. Хоть бы магия подействовала, молила я, охваченная жаждой мести.

Два дня спустя мне пришлось об этом пожалеть.

На следующее утро я была вялой, точно собственная тень. Казалось, в том месте, где полагалось быть сердцу, – пусто. За завтраком кусок не лез мне в горло. Мартин заехал за Жизелью, чтобы отвезти в школу. Меня они не позвали, да у меня и не было ни малейшего желания ехать с ними. Бо не мог за мной заехать – ему предстояло отправиться в школу с родителями. В результате я пошла пешком, точнее, побрела, как человек, погруженный в гипнотический транс: взгляд устремлен в пустоту, ноги заплетаются.

В школе все шарахались от меня как от зачумленной. Даже Мямля не решалась подойти. Обычно мы с ней встречались в раздевалке и болтали, обсуждая телевизионные передачи или домашние задания. Но в тот день она старалась не смотреть в мою сторону. Хотя всем было ясно, что я стала жертвой жестокого розыгрыша, никто мне не сочувствовал. Мои одноклассники словно боялись заразиться от меня опасным вирусом и тоже стать отверженными.

На первой перемене я столкнулась в коридоре с Бо. Он шел из кабинета доктора Шторма, где был вместе с родителями.

– Мне назначили испытательный срок, – хмуро сообщил он. – Еще хоть одно малейшее нарушение правил, и меня вышибут из бейсбольной команды.

– Мне очень жаль, Бо, – вздохнула я. – Зря ты в это ввязался.

– Ерунда, – махнул он рукой. – Все равно я рад, что успел хорошенько врезать этому гаду Билли.

Мы помолчали. Бо смущенно переминался с ноги на ногу. Я догадывалась, что его мучает.

– Мне пришлось обещать родителям, что мы с то бой не будем общаться… некоторое время, – пробормотал он. – Но я не собираюсь выполнять это обещание! – быстро добавил он, и в его прекрасных голубых глазах мелькнула горечь.

– Нет, Бо. Раз ты обещал, мы не должны встречаться. Иначе навлечешь на себя новые неприятности, а винить в этом будут меня. Подождем, пока все уляжется.

– Но это несправедливо! – воскликнул Бо.

– Какая разница! – с досадой заметила я. – Когда речь идет о репутации богатой креольской семьи, справедливость никого не волнует.

– Идем! Мне теперь нельзя опаздывать даже на минуту! – спохватился Бо.

– Мне тоже.

– Я тебе обязательно позвоню! – крикнул он мне вслед.

Но я не обернулась. Мне не хотелось, чтобы Бо видел слезы, текущие по моим щекам. Набрав в грудь побольше воздуха, я вытерла глаза и вошла в класс. Во время уроков я сидела потупив голову и открывала рот, лишь когда учитель задавал мне вопрос. На переменах я прогуливалась по коридору в полном одиночестве, провожаемая любопытными взглядами.

Тяжелее всего мне пришлось за обедом. Никто не хотел сидеть рядом со мной. Когда я робко пристроилась за столом, где сидело несколько моих одноклассников, они встали и пересели. Бо обедал с мальчишками из бейсбольной команды, Жизель – в окружении подруг. Я встала из-за стола, так и не проглотив ни куска.