Вирджиния Эндрюс - Руби

– Нет, Пол, это невозможно, – прошептала я.

– Почему? Мы любим друг друга, а все остальное – пустяки. Уверен, подобные вещи случаются нередко. Особенно здесь, в бухте.

Пальцы его крепче сжали мое запястье, он придвинулся ближе, так что я ощущала на щеке его горячее дыхание.

– Пол, сейчас ты слишком расстроен, – покачала я головой. – Сам не соображаешь, что говоришь.

Сердце мое билось уже где-то в горле, мешая дышать.

– Все я прекрасно соображаю, – возразил он. – Здесь никто не знает, что… нам нельзя быть вместе. Если дедушка Джек станет распускать язык, его слова сочтут пьяным бредом. А мои родители будут молчать. Никто не сможет нам помешать!

– Мы с тобой знаем, что нам нельзя быть вместе. И это нам помешает.

– Нет, не помешает, – упрямо твердил Пол. – Мы не позволим, чтобы чужое прошлое лишило нас будущего.

Губы его коснулись моего лба. Теперь, когда мы оба знали о нашем кровном родстве, поцелуй его обжег меня точно каленое железо. Я подалась назад и затрясла головой, словно хотела разбудить свой дремлющий разум, готовый пойти на поводу у сердца.

Одеяло было отброшено в сторону, ночная рубашка сползла у меня с плеч, почти обнажив грудь. Пол скользнул по ней взглядом и тут же поднял глаза к моему лицу.

– Мы должны это сделать, Руби, слышишь! – шептал он. – Должны доказать, что наша любовь важнее всего. И нам сразу станет легче. Какая разница, что там было между нашими родителями? Мы с тобой не брат и сестра и никогда ими не будем. То, что нас связывает, в сто раз сильнее родственных чувств.

Я закрыла глаза, чувствуя, как голова у меня идет кругом.

– Забудь, забудь обо всем, – доносился до меня умоляющий голос Пола. – Мы с тобой будем вместе, потому что иначе не сможем жить.

Я молча мотала головой. Губы Пола становились все более смелыми и настойчивыми. Напрасно я пыталась уклониться от поцелуев – губы его обжигали мою шею, пальцы сжимали грудь, теребя соски.

– Нет, нет, Пол, не надо, – лепетала я. – Прошу, остановись. Потом мы будем об этом жалеть.

Но внутри неодолимо поднималась горячая волна желания. Я слишком долго предавалась тоске и унынию, и теперь каждая клеточка моего тела рвалась навстречу другому телу, навстречу теплу и нежности, запретным, но от этого еще более сладостным.

– Мы ни о чем не будем жалеть, – шептал мне на ухо Пол.

Он покрывал мое лицо мелкими частыми поцелуями, руки его по-прежнему ласкали мои соски. Потом он спустил с моих плеч ночную рубашку и приник губами к моей груди. Я тихонько постанывала, изнемогая от наслаждения. Язык отказывался мне повиноваться. Закрыв глаза, я ощущала, как он навалился на меня всем телом – одуревший от страсти, полный решимости сломить не только мое слабое сопротивление, но и власть судьбы, а заодно все человеческие и божеские законы, отвергающие нашу любовь.

– Я люблю тебя, я так тебя люблю, – твердил он, и сладостная музыка этих слов заглушала слабый голос рассудка.

– Черт побери, чем это вы тут занимаетесь, бесстыдники?

Голос дедушки Джека раздался как гром среди ясного неба. Пол мигом скатился с кровати, я судорожно оправила рубашку. Дедушка Джек стоял в дверях, подобно грозному призраку, – седые космы торчат в разные стороны, глаза налиты кровью. Он так раскачивался, словно по дому гулял ветер.

– Ничем, – пробормотал Пол, поспешно застегивая штаны.

– Ничем? – рявкнул дедушка. – Это ты называешь ничем, паскудник?

Он шагнул в сторону Пола, испепеляя его взглядом. Несмотря на то что дедушка все еще был пьян, он понял, кто перед ним.

– Э, да это мальчишка Тейтов! – буркнул он. – Тот самый, что давно за ней ухлестывает!

Пол молча переводил взгляд с меня на дедушку и обратно.

– Значит, решил малость поразвлечься, подлая тварь! Проник в дом ночью, как последний ворюга, и пробрался в комнату моей внучки. Вот она, дурная кровь Тейтов!

– При чем здесь кровь? – едва слышно проронил Пол.

– Он еще смеет смотреть мне в глаза! – проворчал дедушка, запустив пальцы в свои спутанные космы. – Вот что я тебе скажу, парень, – проваливай отсюда, пока цел.

– Уходи, Пол, – прошептала я. – Так будет лучше!

Пол не отрываясь смотрел на меня. В глазах его блестели слезы.

– Прошу, уходи, – повторила я.

Пол прикусил нижнюю губу, побрел к дверям и вышел, едва не опрокинув дедушку Джека. Через секунду я услышала, как он сбегает по ступенькам, а потом – как захлопнулась дверь.

– Так, теперь разберемся с тобой, – процедил дедушка, поворачиваясь ко мне. – Похоже, ты уже совсем взрослая. Значит, надо подобрать тебе подходящего мужа.

– Не нужно мне никого подбирать, дедушка. Я вообще не собираюсь замуж. Мы с Полом ничего такого не делали. Мы просто разговаривали и…

– Просто разговаривали! Ну насмешила! – Дедушка действительно зашелся в приступе хриплого смеха. – От таких разговоров дети родятся! – заявил он, отсмеявшись. – Нет, я вижу, ты и в самом деле выросла. А мне-то казалось, ты все еще девчонка. До сих пор случая не было как следует тебя разглядеть, – добавил он, уставившись в вырез моей рубашки.

Я быстро натянула одеяло до подбородка.

– Перед родным дедом можешь не закрываться, – усмехнулся он, подмигнул мне и вышел прочь – в комнату бабушки Кэтрин, где спал теперь.

Если, конечно, был в состоянии подняться по лестнице.

Сидя на кровати, я сжалась в комок. Сердце мое едва не выскакивало из груди. Бедный, бедный Пол! Сейчас его душа буквально рвется на части. Обида, горечь, ярость влекут его в одну сторону, любовь ко мне – в другую. Хотя дедушка Джек мало походил на посланника небес, его появление стало для нас благом. Не помешай он нам, пришлось бы горько пожалеть о содеянном.

Я выключила свет и легла. Воспоминания о случившемся не давали мне покоя. Пол хотел бросить судьбе вызов и украсть счастье, которого она пыталась нас лишить. В какой-то момент я готова была сдаться и уступить его настояниям. Но как жить с темной тайной на сердце? Разве это не отравило бы каждый день нашей жизни, не убило бы нашу любовь? Нет, чему не бывать, тому не бывать, вздохнула я. Отныне мне следует быть осмотрительнее и избегать опасных моментов. Я слишком люблю Пола и не могу за себя ручаться.

Я закрыла глаза и попыталась уснуть. Вот и еще одна причина набраться мужества и уехать отсюда. И быть может, причина эта намного важнее всех прочих. Я должна убежать от искушения.

Уж не поэтому ли бабушка Кэтрин так настаивала на моем отъезде? Конечно, она предвидела, что, вопреки всему, нас с Полом потянет друг к другу и мы не сможем противиться этому влечению. Я задремала, но предостережения бабушки и мои собственные обещания проникали в мой сон и делали его тревожным.