Соломоника де Винтер - За радугой

Автобус проехал еще несколько остановок, парень встал и, помахав на прощание водителю, спустился на улицу, и я помчалась за ним, выскочив из салона и так и не заплатив. Он снова пошел по тротуару, и я последовала за ним. Но он вдруг обернулся и посмотрел на меня.

Казалось, живот свернуло узлом. А сердце замерло. Внутри меня словно сначала натянули резиновую ленту от костей ног к черепу, а потом резко разрезали ее. Меня еще никогда не ловили на том, что я за кем-то слежу.

– А ты что здесь делаешь? – спросил он.

И хотя рот я открыла, оттуда не донеслось ни звука. Я попыталась восполнить пробел словами, но тщетно. Я сделала несколько шагов назад и умоляла про себя Всевышнего, чтобы тот помог мне раствориться и протечь сквозь асфальт, или чтобы вороны, летавшие вокруг, унесли меня в свое гнездо. Но ничего не случилось. Я опустила голову и уставилась на ботинки.

– Ты что, правда за мной следишь?

Я подняла голову, осторожно, робко, не осмеливаясь заглянуть ему в глаза. Иногда так делают животные. Думаю, животным я и была. Таким же грязным, таким же наивным, и мой хаотично устроенный, но четкий ум был так же соткан из отдельных фрагментов. Я спрятала руки глубоко в карманы.

Он не спросил, почему я молчу. Только сказал:

– Я Чарли.

Чарли. И протянул руку. Руку. Я всегда думала, что самое красивое в мужчине – это его руки. Руки, которыми можно покрасить белой краской стену с граффити. Руки, которыми можно носить деревянные и бетонные блоки, строить здания, офисы, рабочие места, налаживать жизнь. Руки, которыми можно чинить автомобили и мотоциклы. В которых можно держать красную розу. Писать на бумаге. Курить сигары. Потрясающе. Руки, которыми можно обхватить ладонь девушки и покрыть ее поцелуями.

Все это время я думала, что внутри меня что-то умерло. Моя кожа когда-то была яркой, а теперь стала матовой и бледной. Мои глаза, когда-то сверкавшие искорками и такие живые, теперь стали тусклыми, а взгляд – пустым. Мое сердце, когда-то выскакивавшее от полноты чувств из груди, почернело и сморщилось, словно изюм. Чарли протянул мне руку, и от всего его тела, словно лучи солнца, исходили невинность, искренность; у меня появился шанс спастись. Глубоко в душе я почувствовала, что сердце снова начинает биться в прежнем ритме. Артерии, вены, кровь снова наполнились жизнью.

Я пожала ему руку.

– А тебя как зовут? – спросил Чарли.

Он заставил меня забыть животную природу. Он заставил меня забыть, что я всего лишь трусливая крыса, коварная лиса. Я заглянула в его глаза на мгновение и почувствовала себя свободной. В его глазах я не увидела ни отвращения, ни ненависти. Лишь обрывки знаний и детскую наивность, которые, ворвавшись вдруг, словно ураган, в мой разум, сказали: «Ты так многого не знаешь, и мне очень хочется рассказать тебе все».

Тогда, не думая о последствиях, о возможном унижении, я залезла в рюкзак, вытащила ручку и написала свое имя на ладони. Подняла ее, чтобы он прочитал.

– Блю.

Потом я повернулась и зашагала прочь. Мне пришлось. Иначе я бы просто умерла. Момент был невыносимо идеальным. Пока я шла домой, имя Чарли эхом отдавалось в голове, и в какой-то момент она даже закружилась. Наверное, у каждого, кто произносил это прекрасное имя, во рту вырастали розы, а язык обволакивали медовые реки. Я пришла к себе в комнату и достала из рюкзака блокнот. Дрожащими руками я написала слово, которое проплыло сквозь меня, как плывет по воздуху голубка, время от времени хлопая крыльями. Чарли.

Когда я была маленькой, я всегда думала, что тот, у кого в руках коробка с тортом, – непременно неиспорченный и добрый человек. Как и те, кто носит толстые шарфы и варежки. И те, у кого в руках цветы.

После смерти Олли, однако, глядя на человека, я стала думать – интересно, сбивал ли он когда-нибудь кошку или птичку? Интересно, хаял ли он когда-нибудь телевизор, крал вещи в магазине или бил кого-нибудь в лицо? Я хотела бы расстегнуть свой разум и снять его, словно куртку. А Чарли мог это сделать. Он мог быстро снять куртку с моих плеч, как будто ее там никогда не было.

Через три дня я наконец собралась с силами и смогла снова войти в магазин.

Шел фильм. Дороти шагала по дороге из желтого кирпича, радостно подпрыгивая и болтая небольшой корзиночкой, которую держала в руке. Улыбалась, глядя на пейзаж вокруг, и ее полные яркие губы обнажали жемчужно-белые зубки. На горизонте виднелись светящиеся под голубым небом огромные горы, склоны которых были покрыты зеленой травой. Я сжала кулаки. Стиснула зубы. Вся эта прекрасная страна… Я так хотела в ней жить. Это была моя страна.

Чарли повернулся. Его взгляд был таким нежным и всепрощающим, что руки мои опустились, а челюсть расслабилась. Я посмотрела на руки. Словно полумесяцы, на коже виднелись следы от ногтей.

– Тебе нравится фильм? – спросил он.

Я оглянулась и покачала головой. Нет, я его ненавидела. Этот фильм отнял у меня мой мир и мою Дороти. Как грабитель – ворвался в разум, перевернул мебель, сорвал картины со стены, выбил окна. Но в фильме была своя привлекательность, хоть и разрушительная, по сути.

– Зачем же ты тогда пришла? – растерялся Чарли. Моего молчания, последовавшего в ответ, ни он, ни я сама не поняли. Словно оно было написано шрифтом для слепых, и разобраться в нем мы не могли.

Я пожала плечами.

Он поставил на паузу.

– Ты боишься?

Еще молчание. Затем я медленно кивнула.

Он замялся. И спросил:

– А ты… многого боишься?

Это он так разговор начать пытался или просто из беспокойства спросил? Я снова кивнула. Больше он ничего спросить не успел. Мы услышали, как кто-то вошел в магазин, и оба разом обернулись. Бородатый мужчина с сальными волосами прошел в отдел алкогольной продукции. Я вздохнула, взяла свой рюкзак и посмотрела на улицу. И вдруг в моем мозгу появилась странная и опасная мысль. Словно она была пулей, а мой разум – винтовкой. Так что я нажала на спусковой крючок. Если встать на дороге и попасть под машину – тогда не придется иметь дела ни с Джеймсом, ни с этой Дороти, ни с какими-либо еще проблемами, которые я не хотела признавать. Выйду на середину дороги и буду ждать, пока какой-нибудь кретин не забудет нажать на тормоза. И тогда, погибнув, я останусь Дороти навечно. Но мысли эти перебил вопрос, который и спас меня. Мысли, которые я никому не советовала бы воплощать.

– Может, сходим куда-нибудь вместе или придумаем еще что-то, – наполовину утвердительно, наполовину вопросительно произнес Чарли.

Его слова прошли по моему телу, словно электрический импульс. Сердце тут же растаяло, и капли закапали с него, как воск со свечи. Я не обернулась, но на мгновение застыла. Я закрыла глаза от счастья, и капающий с сердца растаявший лед заставил губы расплыться в улыбке. Я открыла глаза и пошла дальше. Повернула налево и ощутила внутри себя странное чувство, которое никак не хотело уходить. Как будто Чарли написал там свои слова яркими чернилами. Я наблюдала, как с каждым моим шагом дорога все приближается. Каждый проезжающий мимо автомобиль значил смерть, кровь и сломанные кости.