Элисон Уэйр - Брачная игра

– Елизавета! Елизавета! Да хранит Бог нашу королеву Елизавету! – снова и снова, падая на колени перед кортежем, кричали люди.

Елизавета была тронута до глубины души и снова мысленно поклялась верно служить своим подданным, дабы снискать их любовь. Она должна обеспечить им мирную жизнь и право выбирать религию по душе.

У стен столицы королеву встречал лорд-мэр, облаченный в ярко-красный плащ. Его сопровождали олдермены и шерифы. Елизавета спешилась и подошла к ним, протягивая каждому руку для поцелуя и поднимая каждого с колен. Неожиданно она заметила приближающуюся фигуру епископа Боннера. «Кровавого» Боннера, который с особым усердием сжигал еретиков. Он тоже встал на колени. Толпа засвистела и заулюлюкала. Но вскоре приветственные крики возобновились, когда все увидели, что Елизавета намеренно отвернулась от епископа и не протянула ему руки.

Ее свита насчитывала не менее тысячи человек. Облаченная в королевский пурпур, Елизавета подъезжала к угрюмым стенам Тауэра. Какая ирония судьбы. Тауэр вновь становился местом ее обитания; на сей раз потому, что Уайтхолл еще не был надлежащим образом подготовлен. Впереди ехали лорд-мэр, командир ордена Подвязки и герцог Пемброк. Последний держал высоко поднятый государственный меч. Сердце Елизаветы больше грело то, что позади ехал щеголевато одетый Роберт Дадли на потрясающем вороном жеребце. Двигались медленно. Елизавета то и дело останавливалась, чтобы улыбнуться и приветливо помахать рукой, переброситься шуткой, выслушать чью-то горестную историю или принять скромный, но с любовью преподнесенный подарок. Все это работало на нее. Вскоре королеву уже громко восхваляли за умение сострадать простым людям, за чувство локтя и заботу.

«Пусть иноземные правители угрожают мне, – думала ликующая Елизавета. – У меня есть любовь народа, а это дороже тысячи армий».

У ворот Тауэра она спешилась, взяла поводья своей лошади и не без внутреннего трепета вступила в пределы крепости, где провела три ужасных месяца, когда каждый день мог стать ее последним днем. И было это не так уж давно – неполных пять лет назад. Елизавета заставила себя улыбаться и не думать о прошлом. Здесь она обратилась к собравшимся с краткой речью:

– Мои любезные подданные! Я не впервые оказываюсь под сводами Тауэра. В прошлый раз я находилась здесь в качестве узницы, несправедливо обвиненной в государственной измене. Меня могли казнить, и я об этом знала. Сейчас же я от всего сердца благодарю Всемогущего Бога, уберегшего меня от плахи и позволившего дожить до этого прекрасного дня!

Елизавета ни словом не упомянула о своей матери, чья кровь пролилась здесь двадцать два года назад. Но Анна Болейн заполняла все ее мысли. В тот же день, немного остыв после встречи и нескончаемых приветствий, Елизавета захотела навестить покои королевы. Комнаты, которые занимала Анна перед коронацией и в которых спустя три коротких года ожидала казни. Там же и сама Елизавета провела страшные недели, каждый день ожидая встречи с эшафотом. Ее могли бы содержать в других помещениях, но Мария вознамерилась усугубить страдания младшей сестры. В этом Елизавета не сомневалась. Когда она попросила разрешить ей прогулки, удивило, с какой готовностью согласилось тюремное начальство. Пожалуйста, гуляй, но вдоль стены, глядящей в сторону эшафота. Эшафот находился напротив здания крепостного хранилища королевских драгоценностей и предназначался для леди Джейн Грей. Его поставили на том самом месте, где казнили Анну Болейн. Елизавета вспомнила свои ежедневные горячие молитвы о том, чтобы эшафот разобрали.

Естественно, к ее приезду здесь все вымыли и выскребли, поставили богатую мебель и повесили роскошные портьеры, но вымыть и отскрести память о страданиях оказалось невозможно. Елизавета без сожаления закрыла дверь покоев, радуясь, что ей отвели комнаты в старых покоях короля. Стены здесь были увешаны шпалерами, расшитыми золотом и серебром. Под громадным балдахином с королевской эмблемой, края которого украшали россыпи мелких жемчужин, находилась такая же громадная кровать с мягкой периной и обилием подушек. Рядом высился трон, сделанный для отца. Елизавета узнала узор на зеленом дамасте. Вспомнила и подставку для ног. В последние годы у отца сильно болели ноги.

«Да упокоит Господь его душу», – подумала Елизавета, захваченная величественным, но печальным зрелищем.

Возбуждение не давало уснуть. Елизавета ворочалась на просторной кровати. Мысли снова и снова возвращались к матери и угрюмой веренице изменников, чья жизнь оборвалась в Тауэре. От королевских покоев было рукой подать до часовни Святого Петра в веригах, где в безымянной могиле похоронили Анну. Елизавета с радостью перенесла бы останки матери в Вестминстерское аббатство и захоронила в мраморной гробнице. Но она помнила слова Бэкона. Такой демарш был бы неполитичным и разворошил бы много такого, чего лучше не трогать.

Молодая королева крутилась, вертелась, кувыркалась, сворачивалась клубочком и замирала, вытягиваясь во весь рост. Сон все равно не шел. И вихрь мыслей тоже было не остановить. Когда покои готовили к ее приезду, почему-то никто не удосужился проверить окна. Рамы закрывались неплотно, и по роскошной спальне гуляли сквозняки, принося с собой вонь и шум здешнего зверинца. Наконец Елизавета, которой надоело сражаться с бессонницей, встала, набросила поверх сорочки плотный халат, сунула ноги в бархатные шлепанцы и дополнила свое одеяние темным плащом. Дежурная фрейлина, спавшая на узкой походной кровати, заворочалась и спросила, что угодно ее величеству. Елизавета велела ей спать дальше, а сама по винтовой лесенке спустилась вниз, в ночной холод. Она стояла во внутреннем дворе Тауэра. Впереди высилась громада Белой башни. Справа темнело здание королевской сокровищницы, а слева – приземистый Королевский зал, где Анну допрашивали и приговорили к смерти. Елизавета решила, что эту ночь она посвятит памяти матери. Такой шанс у нее появился впервые.

Королевские гвардейцы, охранявшие внутренний двор, были удивлены, увидев свою королеву в столь ранний час, да еще одну. Но перечить Елизавете не посмели. Она приказала открыть Колдхарборские ворота – единственный проход, через который можно было попасть во внутреннюю часть Тауэра. Гвардейцы хотели сопровождать ее, но королева отказалась, велев им дожидаться ее возвращения. Пройдя через Зеленую башню, она направилась к часовне Святого Петра в веригах, одиноко стоявшей рядом с громадным зданием сокровищницы. Скрипнула незапертая дверь часовни. Елизавета вошла туда, где прежде никогда не бывала.

Ее встретила полная тишина. Сквозь окна часовни лился лунный свет. Возле алтаря горела одинокая свеча – знак постоянного Божьего присутствия. Елизавета побрела по каменным плитам к пустому нефу. Слева от нее тянулась замершая колоннада. Достигнув ступеней алтаря, Елизавета опустилась на колени. Ей рассказывали, что ее мать и Екатерина Говард похоронены где-то перед алтарем, рядом с обезглавленными герцогами Сомерсетским и Нортумберлендским. Увы, Елизавета не знала, с какой стороны находится прах Анны Болейн. Ничего. Где-то под этими камнями, на глубине нескольких дюймов, находился гроб из вяза, куда в страшный день весны 1536 года поместили обезглавленное тело ее матери.