Джулия Грегсон - Жасминовые ночи

Он ласково похлопал ее по руке.

– Если я когда-нибудь тебе понадоблюсь, я тут, рядом, – не забывай об этом, девочка.

– Спасибо, Вилли.

– Сегодня у нас два концерта. Надо чуточку подремать.

– Ты сейчас в хорошей форме, Вилли? – Она торопливо чмокнула его в щеку.

– А как же! – Он подмигнул. – Вот видишь, как полезно петь песенки старым дуракам. – Он схватил пальцами свой кадык, потряс его и запищал: «Потому что я люб-лю-ю те-е-е-бя-я-я».

Последнюю ноту он провыл по-собачьи, и весь автобус расхохотался, кроме Арлетты, все еще спавшей, и Кроули, который снова хмуро изучал свои карты.

Доминик никогда и не подозревал, что любовь и страх – близкие соседи. Но в ту ночь он лежал в своей палатке, вспоминал ее лицо, тяжелые, блестящие волосы, игривый изгиб ее губ в те минуты, когда она его дразнила. Вспоминал, как в ресторане, во время их беседы, она устремила на него свои большие карие глаза и, казалось, выпила его до дна. Но у него ничего не получалось, и он был уже на грани бешенства. Внезапно он почувствовал физические признаки страха – у него тревожно застучало сердце, руки-ноги сделались ватными, ладони вспотели.

Вот он представил себе, как она вместе с крошечной труппой артистов разъезжает по пустыне, по военным аэродромам и базам. Он увидел, как они превратились в подсадных уток для немцев, сжимавших свое кольцо окружения. В пустыне полно мин – парню из их звена на той неделе оторвало ногу. Уже чувствуются серьезные перебои в поставке провианта. Вдруг их грузовик или автобус сломается где-то по дороге? Кроме того, никто не исключал внезапного налета немецких, а в последнее время и итальянских самолетов.

Саба рассказывала ему, что под Суэцем во время концерта другой труппы ЭНСА немецкий пикирующий бомбардировщик разбил полсцены, и там даже зенитки не помогли. Артисты в это время пели хором «На площади Беркли пел соловей» [97], и вдруг – бу-у-ум!!!! У комика прострелили его мешковатые штаны, висевшие за сценой, – Сабу эта деталь ужасно смешила.

Конечно, они продолжали петь – назло врагу! – но Дом не хотел, чтобы Сабе тоже пришлось проявлять такой героизм, и он страшно злился на командование за то, что артистов не отправили в безопасное место, хотя не посмел бы сказать ей об этом.

И вот, уже в полудреме, когда ты волен думать о чем угодно, он молился: «Господи, отправь ее домой. Пусть действующая армия поживет без музыки и песен. Саба слишком юна для такой опасной работы».

Шесть утра на следующее утро. Его разбудил полевой телефон. Обычная мгновенная побудка, выпучив глаза.

Пол Риверс вызвал Дома и Барни после завтрака в штаб. Прибыли четверо новых пилотов для летной переподготовки накануне большого удара. Надо днем взять их в небо и устроить бой с тенью.

Они познакомились с двумя новичками. Двое других должны были присоединиться к ним после ланча. У Скотта, неловкого, добродушного канадца, рука была мокрая от пота и издала чавкающий звук, когда они с Домом обменялись рукопожатием. У его друга Клиффа, молчаливого парня со Среднего Запада, было массивное и бесстрастное лицо, словно высеченное из гранита. Скотт сказал, что он учился летать в Штатах на легком самолете, на каких обрабатывают посевы от вредных насекомых.

Была сплошная облачность. Летчики до последней минуты не влезали в летные комбинезоны, в которых потеешь как свинья. Потом вшестером направились на песчаный аэродром, где механики готовили их технику.

Разрешения на полет они ждали в металлической будке в конце взлетно-посадочной полосы.

– Какая тут ситуация, парни? – спросил Скотт. – У нас есть хоть маленький шанс победить, хотя бы такой, как у комочка снега в аду?

– Ну, в общем-то, снежки тут долго не живут, – вежливо отозвался Барни.

– Ох, очень английский ответ, без конкретики. – Канадец нахмурился и взглянул на Дома. – Но все-таки каков расклад?

Что ж, вопрос разумный.

– Ну, у гуннов есть аэродромы в Тунисе, Ливии и еще несколько в Западной пустыне. Их войска продвигаются на восток. Во всяком случае, пытаются это делать. Если они займут Александрию и Каир, мы окажемся в заднице. Так что наша главная задача – не допустить этого.

Тут он замолк и сплюнул попавший в рот песок. Разговор продолжил Барни.

– Бои тут не такие, как в Битве за Британию, не один на один, – сказал он. – В основном в наши задачи входит прикрытие бомбардировщиков, охрана нефтебаз и путей подвоза. Пока еще у нас не было боев, то есть прямых столкновений, но все может измениться с минуты на минуту… У них, как и у нас, одна из главных проблем – нехватка воды. Возможно, вы уже заметили это.

Он потер свой небритый подбородок. Потом, щурясь, посмотрел на выглянувшее солнце и на мили, мили и мили окружавшей их пустыни. Он уже злился – пора прекращать болтовню и начинать учебу.

Дому тоже не терпелось оторваться от земли.

Через полчаса он забрался в тесную кабину «Киттихаука», убрал под кресло парашют, надел кислородную маску, подключил штуцер подачи кислорода, повернул на полный объем его подачу и проверил, поступает ли он. В радиотелефоне прозвучала команда «так, парни, поехали», и летчики взмыли в воздух.

Дом и Барни летели строем, элегантно, как Джинджер и Фред, знаменитая танцевальная пара из американских фильмов, и слегка выпендривались перед новичками – ныряли вниз, выполняли «бочку», скользили низко над пустыней. Тени их машин метались по песку, словно гигантские чернильные кляксы.

Как обычно, в металлическом мирке под плексигласом было жарко, как в кипятке. Но зато все ночные страхи и дневные неурядицы остались позади. Он снова летал.

– ОК, теперь внимание! Внимание! Мы приступаем, – сказал Дом новичкам по радиотелефону.

А потом – бум-бум-бум-бум! Каждой машине выдали по три комплекта боеприпасов. Дом услышал хохот Скотта, а бесстрастный американец выл и ревел, выпуская заряды в черные тени.

Когда-то такие минуты были в жизни Дома главными, и тогда он забывал все и вся – любимых девушек, родителей – и играл в самую опасную и восхитительную игру, созданную человеком или дьяволом. Ему нравилось все: возможность быть хозяином ситуации, свобода от земных мелочей, опасность, страх; но теперь к восторгу примешивалась капля стыда. И он не мог ничего и никому рассказать – ни родителям, ни приятелям, ни женщинам.

Это началось в первые дни Битвы за Британию. Он летел на «Спитфайре», невнимательно прочел показания альтиметра, и машина нырнула на предельной скорости вниз, к побережью Норфолка. Земля стремительно мчалась на него. Желудок сжался от ужаса, мозги отключились. Лишь в самый-самый последний момент Дом все-таки ухитрился избежать катастрофы и взмыть в небо.